«Эмка» подъехала к большим кованым воротам. Старлей выскочил из машины и подбежал к маленькой дверке в стене. В отрытое окошко сунул какие-то бумаги. Дверь скрипнула и открылась, старлей исчез внутри.
Минуты тянулись долго. Водитель нервничал и ругался:
– Да что они там?! Каждую ночь по три раза ездим! Неужели не могут запомнить? Завтра ночью опять, что ли, документы будут смотреть? А? Непорядок это!
Лейтенант тяжело вздохнул и ответил:
– Да они должны проверить каждую бумагу. Каждую! Им тоже по шапке попадет, если что не так. Режимный объект как-никак!
Из двери выскочил старлей. Торопливым шагом вернулся к машине. Сел на переднее сидение. От офицера повеяло холодом.
– Сейчас откроют. Спят как хорьки. Вот мать их! – рассмеялся энкавэдэшник.
Он обернулся и посмотрел на Павла. С сарказмом добавил:
– Ну, приехали! Вот твой дом! Новый! Правда, надолго ли…
Ворота заскрипели. Писк ржавого железа звучал так противно, что у Павла по спине побежали мурашки. Огромная воротина, окрашенная в темно-зеленый цвет, медленно отъехала в сторону. Где-то в глубине, в темном чреве этой пасти светился фонарь. Павел с замиранием сердца смотрел, как один из охранников лениво ковыряется в запоре.
«Это ворота в никуда!» – мысли ударили Павлу по темечку. Клюфт вдруг вспомнил свое детство. Он, совсем маленький, и старенькая соседка – набожная женщина – ему читает сказку. Она говорит – это страшная сказка. Про ворота «в никуда». Ее слова надолго отложились в памяти. Павел боялся этого страшного рассказа. Но время шло. Соседка давно умерла. Ее страшилки стали какими-то милыми и смешными. А вскоре Павел, повзрослев, и вовсе забыл их. И вот он вспомнил ту сказку, прочитанную соседкой на ночь!
«Эмка» напряглась, заурчав, медленно въехала в ворота. Опять скрип. Это печальный скрип по свободе! Сзади наползла тяжелая тень. Все!..
…Некоторое время машина стояла в полной темноте. Вновь послышался металлический скрежет, и впереди открылась вторая гигантская створка. Двойные ворота! Павел с ужасом смотрел на это мрачное сооружение. Даже если захотеть – убежать отсюда невозможно! Да и куда бежать? От кого? Бесполезно! Машина проехала еще метров пятьдесят и остановилась у крыльца. Старлей вышел из «Эмки» первым. Вслед за ним лейтенант. Он оставил дверку открытой. Офицер нагнулся и как-то вежливо, с сожалением в голосе, сказал Павлу:
– Ну, все, приехали. Выходите гражданин Клюфт.
Павел с трудом вылез из машины. Болело все тело. Конвоиры постарались на славу. Каждое движение давалось с трудом. Клюфт прикусил губу, чтобы не застонать. Но он почувствовал, что его бережно под локоть поддерживает лейтенант! Энкавэдэшник заботливо помог Павлу собрать в руки скатерть с книгами и бумагами.
– Осторожно, там ступеньки крутые, – буркнул офицер.
Павел зло посмотрел на этого циничного человека. Еще пятнадцать минут назад он пинал своими сапогами Клюфта по голове, а теперь так бережно, словно медбрат в госпитале, заботится об арестанте. Лейтенант словно уловил мысли Павла, невозмутимым голосом ответил:
– Ты поймешь. Ты все поймешь. Это работа. Работа такая.
Старлей распахнул перед Клюфтом тяжелую железную дверь. В небольшом тамбуре их встретил солдат. Сержант, одетый в форму сотрудника НКВД. Синие галифе и оливкового цвета гимнастерка. Только вот в петлицах вместо кубиков три треугольника. Но сержант держал себя со старшими по званию нагло и вызывающе. Он не стал церемониться и прикладывать руку к шапке, отдавая честь, а лениво, взметнув связкой ключей, оглядел с ног до головы Павла со скатертью и недовольно прикрикнул:
– Вы что, его по помойке таскали? Что он у вас такой грязный? И морда вон вся в царапинах! Фельдшер может не принять! Учтите, не примет фельдшер, я его тут до утра держать не буду! Поведете обратно! И куда вы его будете пристраивать, меня не касается!
Старлей виновато развел руками и заискивающим голосом, пропищал в ответ:
– Анатолий, ну ты что, не человек? Он вот нажрался, наверное, и валялся. А мы его просто взяли. Он такой был. Куда ж мы его? Мы назад уже и бумаги на выезд не выпишем. Не сидеть же нам с ним во внутреннем дворе? Да и нам еще две ходки надо сделать!
– А это уже ваши дела! – сержант лениво зевнул.
Он вставил ключ в замок решетки и, громыхнув связкой, открыл дверь в коридор. Оттуда пахнуло сыростью и гнилью. Павел со страхом сделал шаг вперед. Лейтенант тихонько, почти ласково толкнул его в плечо:
– Ну, смелее. Смелее. Иди. Иди.
Сержант недовольно посмотрел на Павла и сказал:
– Ну чего он у вас плетется?! Давайте быстрей! Мне что, его самому волочь?
Клюфта удивило, что младший по званию так ведет себя с офицерами. Но Павел догадался: здесь, в тюрьме, звания не играют никаких ролей! Здесь главное – твоя должность! И те права, которыми ты обладаешь! Вот сержант, например, судя по его тону, может просто не принять у конвоиров арестованного. И все! А это упущение по их службе, а это может вылиться в наказание. И офицеры вынуждены лебезить перед сержантом, а иначе им не поздоровится. «Интересно, а как себя тут ведут майоры?» – подумал Павел и содрогнулся.
Они шли по длинному коридору. Высокие потолки и тусклый свет. Полукруглые перекрытия, стальные решетки и перегородки. Вдоль стены двери с глазками и замками на них. Это были камеры. Гулкий звук шагов по каменному полу и запах! Кошмарный и удручающий запах! Запах гнили, плесени, пота и пережаренного лука. Тюремный запах заточения! Он угнетал даже сильнее, чем обстановка. Павел непроизвольно поморщился. Шаг, еще шаг. Они подошли к двери. Сержант оглянулся и, ехидно улыбнувшись энкавэдэшникам, ласково сказал:
– Ладно, завтра я выходной, так что думайте. Думайте, ребятки!
Старлей и лейтенант замотали головами. Павел, опустил глаза. Было противно смотреть на эту троицу. Сержант вставил ключ в замок двери. Гулкий щелчок – и Павла втолкнули в очередную комнату. На этот раз небольшое помещение, больше похожее на кладовку. Посредине стоял стол. Над ним висел железный абажур, тусклая лампочка слегка покачивалась. За столом на высоком стуле сидел человек в белом халате. На носу пенсне. Седые волосы. И маленькая, словно у козла, бородка. Но выглядел этот медик не старо. Морщин на лице нет. Темные глаза внимательно изучали Павла. Горбатый нос. Тонкие брови. Рядом с фельдшером стоял высоченный старшина. Рыжий великан с веснушчатым лицом и совершенно глупым выражением глаз. Наивные складки на лбу и румяные щеки. Этот «подросток-переросток» в форме энкавэдэшника больше смахивал на сказочного Иванушку-дурачка. Павел остановился в нерешительности посреди комнаты. Он как-то нелепо сжимал скатерть с завернутыми в нее книгами и бумагами. Старлей подошел к столу и положил перед рыжим старшиной бумаги. Тот склонился и посмотрел на листы. Проведя толстым пальцем по строчкам, хмыкнул и посмотрел на Павла.
Фельдшер молчал. Он ждал, когда громила прочитает документы. Но «Иванушка-дурачок» делал это медленно. Наконец медик не выдержал: