– Он тоже сидит. Он получил восемь лет колонии.
Полковник Гущин откинулся на спинку кресла. Версии потерпевшего… А он ведь возлагал надежды на то, что скажет ему сам Вавилов по поводу этих дел. Но версии не прояснили ничего. Лишь добавили новых загадок.
– Не делай то, что задумал. Сейчас опасно.
Это произнесла мать Павла Мазурова Алла Викторовна, внимательно изучая разложенные для гадания карты на журнальном столе.
– Или ты… уже сделал?
Павел матери не ответил. Он вошел в холл-гостиную с кухни с горячей сковородкой на подставке, где шкворчала жаренная на сале картошка.
Алла Викторовна воззрилась на сына. За те пять лет, что они провели в разлуке, многое изменилось в облике Павла и в его вкусах. Например, трудно было представить себе, чтобы он ел вот такую картошку на сковородке, да еще приперся с нею прямо в гостиную.
– Ты сделал? – тревожно повторила Алла Викторовна.
И снова Павел вопрос матери проигнорировал. Он жевал.
Они сидели в гостиной в креслах напротив друг друга. Во всем большом и просторном доме свет горел лишь тут, а во всех других комнатах, а их насчитывалось немало – наверху и внизу, царствовала тьма.
Это потому, что они экономили электричество. Они вообще на всем экономили.
Этот дом Павел строил для себя и, как ему тогда – много лет назад – казалось, для своей будущей семьи. Он вбухал в дом огромные деньги. Но в те времена он мог себе это позволить, потому что неплохо зарабатывал в своей консалтинговой компании.
За пять лет, проведенных в тюрьме, дом пришел в упадок. Многое из того, что планировалось отделать – ванные комнаты с джакузи, наверху бильярдную, гостевые спальни, – так и осталось неотделанным. Пустые помещения, лишенные мебели, полные сора и дохлых мух.
Деньги, накопленные на счете в банке за годы работы в компании, утекли – нет, не сквозь пальцы. На нужные вещи – на работу адвокатов, ходатайства, на всю эту уголовно-процессуальную камарилью, которую Павел ненавидел. На дом уже не хватало. И в результате в доме, оставленном на престарелую мать, все шло наперекосяк – барахлило отопление и водоснабжение, постоянно что-то отказывало, ломалось, потому что в новом доме, сразу после стройки лишившемся хозяйского глаза, просто не могло быть иначе.
Теперь уже после тюрьмы Павел Мазуров как мог пытался что-то починить, поправить. Но у него не было средств. Те средства, что еще имелись, были потрачены на иные дела, которым Павел Мазуров сейчас придавал первостепенное значение.
А дом… он был предоставлен сам себе.
Темный и пустой.
В нем как призрак обитала мать. Когда-то в доме вокруг нее вилась прислуга – помощницы по хозяйству, повар, садовники.
Все они за глаза называли Аллу Викторовну «старая Ехидна». Она обладала язвительным характером и какой-то особой, чисто женской проницательностью, позволявшей ей безошибочно угадывать людские слабости и другие вещи. Но пребывание сына в тюрьме ожесточило ее сердце. И Ехидна изменилась. Она обрела категоричность суждений и беспощадность.
Вот такой, лишенной сантиментов, злой, мать-Ехидна Павлу Мазурову даже нравилась.
По крайней мере она не отговаривает его…
И не осуждает…
– Они поплатятся все, да? – спросила Ехидна. – Да, сынок?
– Я поклялся, – ответил Павел, глотая картошку на сале.
– Только сейчас стало опасно, я по картам это читаю, – предупредила Ехидна. – Я задала тебе вопрос. А ты не ответил.
Павел молча доел и понес сковородку на кухню. Кухня по размерам не уступала кухне ресторана «Кисель», где царил повар Валера. Но была грязной – убраться у Павла руки не доходили. А старая Ехидна уборками по дому себя никогда не утруждала.
– Не хочешь об этом говорить – не надо, – сказала Ехидна. – Я просто тебя предупреждаю об опасности. И еще карты кое о чем мне говорят.
– О чем же, мама?
– Витошкин… он думает о тебе.
– Я в этом не сомневаюсь.
– Нет, ты не понял. – Ехидна подняла вверх худую, украшенную кольцами руку. – Он думает о тебе прямо сейчас. От него воняет страхом.
Если бы Павел Мазуров и Ехидна могли единым махом перенестись в Москва-Сити, на 28‑й этаж огромного небоскреба, похожего на парус, то в свете горящих желтых настольных ламп увидели бы силуэт, застывший как на стоп-кадре у панорамного окна.
Высокий представительный мужчина лет сорока в дорогом костюме стоял спиной к письменному столу, смотрел на «огни большого города».
На мониторе компьютера «висело» сообщение, пришедшее по почте, которое мужчина только что прочел.
На столе валялся дорогой iPhon. И он звонил, звонил – мелодично и тревожно. Но мужчина не отвечал на звонок.
Мужчину звали Аркадий Борисович Витошкин. Вот уже четыре года он входил в совет директоров консалтинговой компании, занимавшей под офис целый этаж в небоскребе «Парус» Москва-Сити.
Аркадий Витошкин всегда отличался сильной волей и четким знанием того, как действовать в собственных интересах. Он редко пасовал перед трудностями, и уж никто никогда не посмел бы обозвать его трусом.
Но карты… вещие карты, разложенные старой Ехидной на пыльном столе, не лгали.
Сейчас, в эту самую минуту, Аркадий Витошкин испытывал острое тревожное чувство, близкое к панике.
Он никак не мог понять, что его так внезапно напугало – неужели это сообщение, пришедшее по электронной почте от забытой… нет, полузабытой, нет, конечно же, незабвенной личности по прозвищу Мимоза.
Мимоза – Марина Приходько, – нынешняя владелица салона красоты на Садовом кольце, а в прошлом потерпевшая по делу об изнасиловании и избиении, писала:
Я видела его вчера. Он знает мой адрес. Он что, сбежал из тюрьмы?!
– Электронная почта забита рекламными сообщениями. Она ничего не удаляла. Интернет-магазины, бутики, турагентства. Никаких писем с угрозами мы не нашли. У нее вообще небольшая личная переписка.
Артем Ладейников сказал это, не отрываясь от ноутбука Полины Вавиловой. Катя зашла в приемную Вавилова уже под конец рабочего дня – группа «К» и Артем Ладейников трудились в поте лица.
– Мы Гущину справку сейчас готовим, короткий дайджест. – Пальцы Ладейникова так и летали по клавиатуре. – Она в основном с подругами переписывалась – судя по всему, еще школьные подруги. Для общения с родителями Интернет ей не нужен. А Игорь Петрович…
– Что Игорь Петрович? – спросила Катя, с любопытством заглядывая в ноутбук.
– Ну, он тоже ей сообщений не слал. Они же муж и жена. – Артем вздохнул. – Вообще-то не очень красиво, конечно, получается.