И еще он запомнил острый, немигающий, как у рыси, взгляд Кисана, стоявшего на полшага за великим князем.
Так он попал в Вышгородскую княжескую усадьбу, где и был зачислен во внутреннюю стражу. Ольга в те времена бывала там нечасто, но он точно знал, когда именно. Ее приезд всегда совпадал с повелением начальника стражи охранять самые дальние клети, где жила челядь. А когда его опять возвращали в княжеские покои, сени и переходы, он наверняка знал, что Ольги в усадьбе нет.
Это была странная и непонятная игра, которую вел сам великий князь. Игорь сводил друзей детства, но так, что на долю Свенди доставалось только тревожное чувство: Ольга – где-то рядом. Но он даже не знал, известно ли ей при этом, что и Свенди, друг ее детских игр, – тоже рядом. Где-то здесь, в запутанных лабиринтах огромного здания, невидимый, но как бы постоянно присутствующий. И он никак не мог понять, зачем это нужно великому князю Игорю.
Кое-что он понял, когда вскоре после отъезда Ольги его разыскал молодой дружинник.
– Ты – сын Сигурда и Нежданы, приемной дочери князя Олега? – негромко спросил он, улучив момент, когда поблизости никого не оказалось.
– Да. – Свенельд был несколько растерян: до сей поры им никто не интересовался.
– Значит, тебя зовут… – Дружинник замолчал.
– Меня зовут Свенди.
– Я рад, что нашел тебя. Отец приказал мне найти сына Сигурда и проводить к нему.
– Зачем?
– Он должен что-то передать тебе перед кончиной. Отец очень плох, нельзя терять времени. Мы пойдем сегодня вечером. Я договорюсь, чтобы тебя отпустили.
Вечерней зарей они выехали из города по Киевской дороге. Ехали молча, и Свенди ломал голову, кому он мог понадобиться и зачем при этом так точно перечисляли его предков. Остановились возле старой усадьбы, чуть в стороне от дороги. Спешились, отдали коней челядину и молча прошли в дом.
Перед дверью, ведущей в покои, дружинник остановился.
– Войдешь один. Так велел отец.
И, приоткрыв дверь, негромко сказал:
– Я привез его, отец.
– Пусть войдет, – донесся старческий голос.
Дружинник посторонился, и Свенди вошел в опочивальню один. Два ярких светильника вырывали из тьмы стол и глубокое кресло перед ним, в котором полулежал старый боярин с длинной седой бородой. Свенди поклонился и молча замер перед креслом. И почему-то вдруг застучало сердце. Не от страха – от надежды что-то узнать.
– Твое имя?
– Свенди. Сын боярина Сигурда и приемной дочери князя Олега Нежданы.
– Я принял последний вздох твоего отца.
Все будто оборвалось. Мысли, чувства, даже сердце вдруг перестало стучать. Если христианин ничего не напутал, то перед ним полулежал сейчас убийца, которого он вместе с друзьями намеревался покарать за великое преступление.
– Твой отец не был убит десять лет назад на княжеской охоте, как о том шептались в Киеве. Он был схвачен, перевезен в Любеч и заточен в порубе навсегда. Мне было велено кормить и поить его, никого более не допуская.
Столь длинное объяснение отняло остатки сил умирающего. Он замолчал, тяжело дыша, и Свенди молчал тоже.
– Сядь, – еле слышно сказал боярин.
Свенди послушно сел напротив. Он жадно внимал каждому слову, свято веря, что умирающие говорят только правду. И очень боялся, что старик не успеет ее сказать.
– Откинь рядно.
Рядно что-то прикрывало на столе. Свенди откинул. Перед ним лежали меч в простых ножнах, кожаный мешочек с трутом и огнивом и поясной охотничий нож. То, что обычно сопровождает в походе воина. Но голова у него на какой-то миг закружилась.
– Этим мечом князь Рюрик когда-то опоясал твоего отца. Это его огниво и его кремень. Это – его нож. И это – все твое наследство, сын Сигурда.
– Я никогда не видел своего отца, – тихо проговорил Свенди. – Я родился после его гибели.
– И он бы не увидел тебя, если бы сейчас вошел в эти покои. Он ослеп в вечной темноте поруба через два месяца после заточения, и я кормил его, пока он не привык ощупью находить миску и ложку. Князь Игорь предал его мучительной смерти, а меня лишил семьи и жизни. Я и твой отец Сигурд – побратимы по украденному счастью. И ты отомстишь ему за нас, а мой сын всеми силами поможет тебе. Его зовут Горазд, он умеет молчать и исполнять повеления. Войди, Горазд!
Вошел молодой дружинник.
– Слушаю тебя, отец.
– Вот твой господин, – дрожащая рука указала на Свенди. – Служи ему, и молчите оба, пока ты, сын Сигурда, не исполнишь нашего завета…
3
Воевода осторожно, чтобы не разбудить уснувшую княгиню, вздохнул. Все, все запуталось в один сплошной клубок, все завязалось в один узел. А узлы легче рубить воинским мечом, чем развязывать женскими пальцами.
– Светает, – вдруг еле слышно шепнула княгиня.
Он посмотрел: глаза ее были закрыты, дыхание – попрежнему ровное и медленное. Ольга еще спала, но и во сне тревога не отпускала ее. Тревогу эту порождало его присутствие в ее опочивальне, и Свенельд невесело усмехнулся, поняв, что княгиня никогда не даст своего согласия на то, чтобы он посвятил Мстишу в великие тайны их рода. Власть дороже любых клятв, и пока у Ольги и Игоря нет прямого наследника, нет и не может быть никаких разговоров с сыном, которого он с такой надеждой назвал Мстиславом…
– Ты еще придешь? – тихо спросила княгиня, по-прежнему не открывая глаз.
– Когда повелишь.
– Теперь повелеваешь ты. – Она улыбнулась, широко распахнув свои удивительные глаза. – Я мечтала об этой встрече, Свенди. Именно о такой встрече.
– У меня есть старший сын, королева русов, – очень серьезно сказал он. – Когда мне рассказать ему о завете наших отцов?
– Когда придет время, мой воевода. – Ольга все еще продолжала улыбаться, но он, не видя в робком утреннем свете ее глаз, знал, что при этих словах они изменили цвет, став ледяными из нежно-голубых. – Мы оба ответственны перед этой землей и спокойствием племен, населяющих ее. Я почти уверовала во Христа, а Он сказал, что всему – свое время. Время собирать камни и время разбрасывать их. Сейчас время собирать. Обними меня на прощанье, мой Свенди, и… И отпусти иноходку в поле, когда доберешься до своего шатра. Когда будет надо, она прибежит к тебе снова.
Свенельд поцеловал княгиню и вышел. Он когда-то охранял этот дом, а потому шаги его были легки и беззвучны. Вышколенная челядь не попадалась на глаза, он пересек сад, открыл калитку и еле слышно свистнул. И иноходка тотчас же вышла к нему из кустов.
Он объехал плотину, на которой – он знал об этом – всегда дежурила стража, галопом проскакал по густому, серебряному от росы лугу и полузаросшей тропинкой выехал через лес к стойбищу своей дружины. Расседлал иноходку, хлопнул по крупу, велев идти в свой денник, и пешком направился к шатру.