Грубоватый вождь лесных славян рассыпался в любезностях великому князю, благодарил за неизвестные никому милости, а закончив, приказал сопровождавшему его боярину выплатить откуп княжеской дружине. Боярин молча вручил увесистый кожаный мешок командиру стражи, а князь Мал, чуть отведя в сторону великого князя, таинственно шепнул:
– Это – для тебя, великий князь. Здесь далеко не все, а все сполна получишь лично.
– Лично?
– Дружина у тебя больно жадна.
И, достав из-за пазухи кошель, раскрыл его перед князем Игорем. Искры нестерпимого блеска ограненных драгоценных камней брызнули перед глазами. А великий князь разбирался в камнях, любил их, понимал их немыслимую холодную красоту, и сил хватило только на то, чтобы хрипло спросить:
– Откуда?
– От отца досталось.
– А мне за что щедрость твоя?
– За то, чтобы ты дружину в мою землю не вводил. Народ они пограбят и обидят.
– Сам приеду, – великий князь пошел к коню. – Жди.
– Я тебя, великий князь, на подъезде встречу и леском сюда приведу. Не надо, чтобы челядь этот кошель видела.
Князь Игорь отсутствовал недолго, но этого времени вполне хватило, чтобы молодые волки Годхарда склонили вершины берез по указанию Ярыша. Накинули две веревки, прикрепили их концы к стволам соседних деревьев, а петли развернули на земле, присыпав первыми осенними листьями.
– Теперь уходите, – велел Ярыш, когда все было сделано. – Не надо вам, молодым, грех на душу брать.
– Из-за него наш отец погиб, – сказал старший.
– Из-за него многие погибли. Но то – наша боль. Родовая. Она затишья не знает.
– Хоть бы глазком поглядеть, как он за отца муки примет, – робко вздохнул младший.
– Коли ко мне в гости пожалуете, расскажу, – угрюмо усмехнулся Ярыш. – А сейчас ступайте.
Братья ушли. Когда они скрылись в густом подлеске, из соседних кустов вышли Горазд и Мстиша Свенельдыч. Молча осмотрели склоненные, туго натянутые веревками березы, присыпанные листвой петли. Потом Мстиша спросил, не глядя:
– Зачем ты их к себе позвал?
– Не знаю, – Ярыш вздохнул. – Может, им легче будет?
– От чего легче?
– Что не видели ничего. На душе спокойнее.
Видно было, что на душе самого Ярыша было совсем не спокойно. Мстиша внимательно посмотрел на него, хотел было что-то спросить, но в лесу послышались шаги.
– Идут, – сказал Горазд.
Все беззвучно скрылись в кустах, где молча разошлись каждый к своей веревке. И обнажили мечи. На прогалину вышли оба князя. Игорь и Мал.
– Через поляну, – сказал древлянский князь.
– Иди вперед, – настороженно буркнул Игорь.
Вождь лесных славян молча пожал плечами, спокойно пересек поляну и остановился на противоположной стороне. Порылся под кустами, поднял кошель.
– Вот твои камни, великий князь.
Увидев кошель, князь Игорь пошел к нему, как завороженный, не глядя под ноги. Он был сейчас слеп и бесстрашен, как запоздалая осенняя муха.
– Руби! – крикнул Ярыш, как только увидел, что ноги великого князя Игоря попали в обе петли…
С шумом взметнулись освобожденные от растяжек березы, и разорванное пополам тело последнего Рюриковича закачалось над поляной.
Только никто не танцевал под хлеставшей с высоты кровью. Не те наступали времена…
С гибелью великого князя Игоря его супруга княгиня Ольга стала правительницей при малолетнем сыне Святославе, наследнике Рюриковского Великого княжения. Ее соправителем был назначен воевода Свенельд, которому отныне подчинялись все княжеские вооруженные силы, и великая княгиня Ольга могла более не беспокоиться за целостность и крепость Великого Киевского княжения.
Неспокойные славянские племена когда-то принесли роту князю Рюрику. По наследству она перешла к его сыну, но с гибелью последнего Рюриковича эта клятва верности уже теряла свою цену. Поэтому его прямым наследником был объявлен маленький Святослав, которого князь Игорь так вовремя поднял на руках перед боярами, признав своим сыном. Таким образом, Рюриковичи, исчезнув из истории де-факто, де-юре продолжали в ней существовать.
Правительница великая княгиня Ольга сделала много добрых дел для сближения русов со славянскими племенами. Она отменила полюдье, введя общие для всех подати, передала местную власть в руки славянских князей, приглашала их на государственную службу и щедро раздавала придворные чины и льготы. Князь Мал откупился вирой за то, что на его земле был убит великий князь, но славяне не считали его невиновным. Это нашло отражение в позднейших легендах о мести княгини Ольги, однако ропот шуршал повсюду, почему великая княгиня и правительница взяла к себе дочь Мстиши Свенельдыча Малфриду, которую упорно называли Малушей.
Пророчество кудесника сбылось: Малуша родила Руси одного из самых прозорливых и отважных князей, известного в былинах под именем Владимира Красное Солнышко. А ее мать, приемная дочь древлянского князя Мала Отрада, подарила истории легендарного богатыря Добрыню, чье родовое отчество Мстиславович, трудное для произношения, постепенно превратилось в Микитича, а потом и в привычного нам Никитича.
Асмусу было пожаловано боярство, но в число правителей он не попал, а был определен воспитателем Святослава. Ромей был настолько обижен, что то ли впрямую, то ли косвенно сумел объяснить своему воспитаннику, кто повинен в смерти его отца князя Игоря. Это привело к большим неприятностям для всего Киевского княжества и гибели самого великого полководца князя Святослава.
Узнав, что убийство отца произошло с согласия его матери великой княгини Ольги, Святослав в отместку решил вообще уничтожить само Киевское государство. И начал с того, что нарушил завет Олега Вещего никогда не воевать с Хазарией, так как она, контролируя Волгу, не давала кочевым народам прорваться в причерноморские степи, а тем самым и к границам Киевского княжества. Нанеся сокрушительный удар по Хазарскому каганату, Святослав разрушил естественную плотину, и уже не отдельные орды номадов, а целые племена ринулись в богатые кормом степи Причерноморья. Они уничтожили окраинные селища Киевской Руси, уводя в рабство их жителей, а затем еще при жизни Святослава осадили и сам Киев, в котором затворилась княгиня Ольга с внуками и небольшой дружиной.
А князь Святослав успешно и весьма азартно воевал на юге вне пределов Киевской Руси. Он был талантливым полководцем и сокрушал противника немногочисленной, но отлично выученной дружиной, верящей в своего вождя. И вернулся в Киев, расчистив место для своего собственного государства. Вернулся, чтобы сказать матери и боярам роковые для Киевской Руси слова:
«Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае – там середина земли моей, туда стекаются все блага: из греческой земли – золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии – серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы».