— Ты можешь учить в Англии русскому языку.
Я едва не выронила нож:
— В Англии?!
— Ты едешь со мной?
"В качестве кого, черт бы тебя побрал?!"
— Да.
— Да?
— Да. Хоть на край света. Знаешь такое выражение?
Пол задумчиво поморгал:
— Край света… Это… конец земли?
— Именно.
— О…
— Конечно — "О"!
Он удивился:
— Ты дразнишь?
И вдруг, изловчившись, хлопнул меня сзади. Я так и подпрыгнула:
— Что это значит?! Ты меня ударил?
— Нет! Нет! — испугался он. — Не ударил. Нет. Я…
Когда ему не хватало слов, а волнуясь, Пол забывал последние, его лицо принимало такое страдальческое выражение, что я немедленно бросалась на выручку.
— Я пошутила, Пол! Я знаю, что ты меня не ударишь.
— Никогда!
— Все-все… Да что ты так расстроился?
— Я вспомнил. Какой я был молодой…
— Ужасный, я знаю. Ты мог ударить женщину?
— Мог, — удрученно признался Пол.
Я присела перед ним и заглянула в глаза. В ясных озерах отразилось пасмурное небо.
— Но сейчас-то ты не такой!
Пол промолчал, но в этом молчании мне почудилось что-то недоброе. Я подняла его все еще небритое большое лицо и спросила как можно ласковее:
— Что, милый? Ты так часто погружаешься в меланхолию… Совсем, как я в детстве.
Он с подозрением нахмурился:
— Ты называешь меня стариком? Я знаю, старики бывают дети.
— Впадают в детство? Нет, это другое. То радостное помешательство, а то тебя что-то тяготит.
— Ты лучше всех! — неожиданно произнес он с чувством.
— Так тебя это давит?
— Нет. Я сам… давлю.
— Зачем? Ты не можешь без этого?
— Это любовь, — ответил Пол.
Меня словно окатили холодной водой. Я и не подозревала, что наша любовь столь мучительна для него. Чтобы скрыть растерянность, я отошла к плите и зачем-то перемешала яичницу. Пол проследил за моими безотчетными действиями и вдруг радостно сказал:
— Я придумал! Мы будем делать пикник. Я пойду в школу, а ты будешь готовить, да? А потом мы уйдем в лес. Или на остров. Куда?
— На остров! — загорелась я. — Хочется посидеть у воды. Да и лес наш уже, наверное, наполовину вырубили…
Он согласился:
— На остров.
Мы наспех позавтракали, и Пол, наконец побрившись, отправился в лицей. Как ученица я больше не представляла для него интереса. Почему-то он даже не пытался учить меня каким-нибудь выражениям, хотя, по его словам, жить нам предстояло в Англии.
У меня уже все было готово для пикника, когда Пол вернулся. Но выглядел он таким измученным, словно участвовал в сражении. Я настояла, чтобы он ненадолго прилег, решив, что "очень циничный" ученик опять приставал к нему с вопросами. Пол согласился лечь, но попросил сесть с ним рядом и положил голову мне на колени. Волосы у него не торчали "ежиком", а прилегали к голове. Я погладила их, потом помассировала виски и лоб. Он только блаженно постанывал и слегка поворачивал голову.
— У тебя совсем мало морщин, — сказала я, надеясь, что ему будет приятно. — Если б ты не поседел так рано, то вполне сошел бы за…
— Двадцать лет, — вставил Пол и залился смехом.
Я щелкнула по загорелому носу:
— Ну, это уж слишком! Хочешь быть моложе меня?
— Я хочу быть совсем маленьким. Чтобы ты дала мне грудь.
— Пол, у тебя одно на уме! — возмутилась я. — Ты можешь думать о чем-нибудь, кроме секса?
Он серьезно возразил:
— Это не секс.
— А что же это?!
— Любовь. Секс — это… с чужой женщиной.
Я не сдержала смеха:
— Интересно! Значит, в детстве я неправильно уяснила эти понятия. И полтора года в медицинском — коту под хвост.
— Куда? — Пол опять затрясся от смеха.
— Именно туда.
— О! Леди так не говорят, — он с притворной укоризной зацокал языком.
Я с гордостью напомнила:
— Ты сам говорил… Я не леди. Я — звезда.
И тут же вспомнила Режиссера.
— Пол, как ты думаешь, из меня вышла бы артистка?
— Нет, — не колеблясь, ответил он.
Я обескураженно переспросила:
— Нет? Почему ты так уверен?
— Ты… как это? Открытая. Ты не умеешь лгать. Играть. Артистка должна уметь.
— Разве этому нельзя научиться?
— Зачем? Ты будешь хуже.
Я забросила еще один пробный камень:
— Зато я стану знаменитой. Разве ты не хочешь иметь знаменитую жену?
Меня саму обожгло последнее слово. Я почему-то все время забывала, что Пол так и не сделал мне предложение. И, вместе с тем, все время думала об этом.
— Не знаю, — безразлично ответил Пол, не заметив моей оплошности. — Я хочу тебя. Без денег и призов…
Он сел и сам растер себе виски, недовольно выпятив губы. У него была такая привычка — выпячивать губы, одновременно ухитряясь их растягивать, отчего рот сразу становился на поллица.
— Голова такая… — пожаловался он.
— Тяжелая?
— Да. Тяжелая.
— Ничего, на воздухе все пройдет. Ты, наверное, понервничал?
Он посмотрел на меня со странной тревогой и ничего не ответил. Я встала и протянула ему руки:
— Пойдем, Пол. Ты сядешь на берегу и будешь смотреть на воду. Знаешь, как это успокаивает!
— А ты?
— Я буду хранительницей очага. Хотя нет, очаг — это в доме.
— У тебя будет очаг, — как бы между прочим пообещал Пол.
Может, он ждал, что я сама заговорю о свадьбе? Но разве я могла диктовать условия человеку, который был вдвое старше меня? Хотя когда он переоделся в джинсы, белую майку и надел бейсболку, то стал совсем молодым.
Мы добрались до Каменного сердца, как прозвали в народе этот остров, когда день уже оседал на воду едва заметной дымкой. Пока мы переходили по понтонному мосту, Пол держал меня за руку, словно опасался, что я проскользну между едва скрепленными перекладинами.
"Он все время страхует меня, — думала я, сжимая его теплую ладонь. — А Режиссер заставил бы пробежать бегом или пропрыгать на одной ножке, чтобы я перестала бояться…"