Постучав в металлическую дверь реанимации, он позвал того самого врача, что взялся ему помочь, и пощупал конверт с отложенной суммой. Его опять стало лихорадить, уже не от холода, а от волнения. Но равнодушный взгляд, скользнувший по лицу Пола, разом привел его в чувство.
— Слушаю вас, мистер Бартон.
Замерев от недоброго предчувствия, Пол спросил:
— Документы готовы?
— Какие документы? Если вы о выписке, то этим я не занимаюсь.
— Вы знаете, что я… О чем я…
— Нет, не знаю, мистер Бартон, — безразлично заверил доктор. — А о чем вы?
"Он издевается, скотина!" — вскинулся Пол и в ту же секунду все понял.
— Где девочка?!
Врач не спеша освободил свой рукав и, уставившись на туфли Пола, произнес скучающим голосом:
— Здесь десятки девочек, мистер Бартон. Вы о какой говорите?
— Вы… отдали ее? Вы…
— Son of bitch [3] ? — вдруг оживился врач. — Вот это верно, мистер Бартон! Прямо в точку! Но и вы тоже не лучше, вот что я вам скажу. Зачем вам потребовалась эта девочка? Вы — педофил, мистер Бартон? Или просто сумасшедший? Обычные люди не выкупают девочек из детдомовского рабства. Обычные люди их сдают. Такие же, как вы, мистер Бартон, вызывают подозрение. Разве мы можем доверить своего, русского, ребенка подозрительному человеку? Пусть он уже лучше сгниет вместе со всеми на своей родине.
Пол с надеждой спросил:
— Вы шутите? Она здесь, да?
— Нет! — внезапно озлившись, выкрикнул врач. — Думали, все купите за ваши чертовы фунты? Приезжаете сюда, трясете своими бумажками перед носами тех, кто рублей месяцами не видит! Чем ваше сердце лучше сердца того парня, что умер сегодня ночью? У вас карман толще, но это не делает вас ближе к Богу!
— Да, — сказал Пол так, что врач замолчал. — Бог меня не видит. Я звал. Он и не слышит меня… Ее увезли?
— Да, мистер Бартон, — пробормотал тот. — Ничего у вас не вышло.
— Как всегда, — бесстрастно ответил Пол.
Когда он, не простившись, двинулся к выходу, врач пронзительно выкрикнул:
— Вы даже имя мое не спросили! Мы все для вас на одно лицо… Так вот будете помнить меня, мистер Бартон!
Пол не оглянулся. Все равно ему нечего было на это возразить. Он обидел в этой стране всех, с кем пытался сблизиться, и уезжал еще более одиноким, потому что содрал с себя последние иллюзии. На том месте, где Пол искал страну, похожую на сине-зеленый самоцвет, не было для него ни любви, ни жизни, ни смерти.
На следующий день он уже был в Лондоне.
Даже раки больше не ползали по небу, хотя тучи шли косяком. Но ни в одной из них я не видела ничего, кроме тучи. Я утратила зрение и не имела даже собаки-поводыря, чтобы бродить по свету. Всем собакам я сказала: "Нет", потому что этого захотел Пол. Но голодная смерть без работы мне не грозила — денег он оставил больше, чем я могла предположить. Когда я пересчитала эти необычные купюры и с трудом перевела их в рубли, то задохнулась от обиды.
— Он оплатил мои услуги, — вырвалось у меня, и я расхохоталась.
Я сидела на нашем диване, обложенная фунтами стерлингов, и смеялась, вытирая слезы. Королева глядела на меня с укоризной. Наверное, ее настораживала такая неопределенность: уж ты, душенька, или плачь, или смейся…
— Он оплатил мои услуги, — сказала я ей, но, видимо, в глазах Ее Величества я была кем-то вроде доступной русской проститутки, затащившей в постель ее одинокого, нежадного подданного. С ее точки зрения, Пол поступил вполне достойно и оказался даже чересчур добр — хватило бы с меня и половины суммы.
Чувствуя, что здесь мне понимания не найти, я оставила деньги валяться на диване, а сама пошла в ту комнату, где Пол хранил свои вещи. Я открыла пустой шкаф, из которого все мои мужчины забирали одежду так торопливо, будто бежали от меня куда глаза глядят. Мне хотелось, чтобы где-нибудь в углу ящика завалялся хотя бы носок Пола, однако в сборах он проявил завидную педантичность. Не осталось ничего — ни грязного платка, ни окурка в пепельнице, потому что он вообще не курил. Пусто.
Кажется, я поняла, что он действительно ушел, только в этот момент, когда не обнаружила ни единого его следа. Он просто исчез, будто я и впрямь его придумала, как мне казалось не однажды.
"О нет, — засмеялся Пол, перекрывая гул самолета, — ты не могла придумать меня. Ты могла придумать молодого, красивого мальчика".
И я закричала, чтобы он услышал в поднебесье:
— Я не хочу мальчика, Пол! Я хочу тебя!
Я так кричала, что не сразу услышала звонок. А когда наконец различила его тонкий голос в реве турбин и открыла дверь, мама бросилась ко мне и, ни о чем не спросив, заплакала навзрыд. Она судорожно прижимала меня и целовала, а мне было тошно ото всего этого. Тошно от того, что пришла она, а не Пол.
— Как ты узнала? — спросила я, чтобы она наконец успокоилась. Ведь я-то не плакала.
— Он позвонил Рите из аэропорта, а она — мне, — пряча глаза и сосредоточенно отыскивая платок, ответила мама. Меня всегда поражала ее способность мгновенно переходить из одного состояния в другое.
— Он позвонил Рите?
— Просил проведать тебя. И еще какую-то Алену. Это та девочка, что жила у тебя? Рита сказала, что лучше это делать мне. Кажется, она влюбилась в него, ты знала?
— Он просил проведать… Он решил, что я сойду без него с ума?
Мама с тревогой заглянула мне в глаза:
— А ты… ничего такого не чувствуешь? Никаких признаков? Ты ведь всегда сама замечала…
— Нет, мама. Ничего такого.
— Ты так громко кричала…
— Ты пройдешь? Или так и будешь стоять на пороге?
Она стала совать мне пакет:
— Я пирожков постряпала. Ты ведь наверняка ничего не ела!
— Не хочу, — я заглянула в пакет, и меня замутило от запаха.
— Я тебе дам — не хочу! — пригрозила мама. — Решила заморить себя голодом?
— Меня стошнит, если я начну есть.
Мама ахнула и зажала рот. Потом боязливо спросила, перекрестившись, будто заводила разговор о нечистой силе:
— Томка… А ты случаем не… того?
— Не знаю, — честно сказала я. — Пока трудно судить. Надеюсь, что — да.
— Да?! — завопила она и бросилась в комнату, будто надеялась отыскать Пола где-нибудь за шкафом. — Нет, ты точно сошла с ума! Надеюсь, что — да! Уму непостижимо! Ни работы, ни денег!.. Этого старого кобеля уже и след простыл, а она рожать собралась! Ты ведь наверняка и ему не сказала?