— Да? — улыбнулся он. — Смелые слова, кузина, но вы об этом еще не думали. Вы не проявляете ко мне ни доброты, ни жалости, почему же я должен вас жалеть?
— Не сомневаюсь, что не пожалеете, — быстро ответила Доминика. — Но если вы хотите вырвать у меня согласие на брак подобными средствами, вы ошибаетесь. Вы меня еще не знаете.
Диего поднес к губам кубок с вином, отпил глоток и продолжал его держать, опершись локтем о ручку кресла.
— Я могу погубить вас, моя дорогая, — сказал он. — Если вы выйдете отсюда необвенчанной, то нигде не сможете показаться.
— Неужели вы думаете, сеньор, что, если мне придется выбирать между таким, как вы, и монастырем, я не предпочту монастырь?
Было ясно, что дон Диего не подумал об этом. Он со стуком поставил кубок на стол, пристально глядя на нее из-под нахмуренных бровей. Через минуту он характерным для него жестом дернул плечом и издал короткий смешок.
— Пустые слова!
— Попробуйте — и вы увидите, сеньор.
Он налил еще вина, но не стал пить.
— Вы думаете, я не знаю, какие у вас еретические взгляды, — язвительно заметил он.
Она даже бровью не повела.
— Все это в прошлом. Я верная дочь церкви, и вам не доказать обратное. Можете быть совершенно уверены, что церковь примет и меня, и мое состояние.
— Вы сами не знаете, что говорите. — Он выпил до дна и поставил кубок. — Вы просто дразните меня, вот и все.
— Вы тешите себя иллюзиями, кузен. Нет такой крайности, к которой я бы не прибегла, чтобы расстроить ваши грязные планы. А что хорошего ждет меня в миру, чтобы я за него цеплялась? Я одинока, среди врагов — ведь вы с тетей показали, что вы мне враги.
— Есть еще Эль Бовалле, — напомнил он и пристально посмотрел ей в лицо.
Она опустила глаза, но ответила терпеливым тоном:
— Я не стану больше спорить с вами, кузен, — выдумывайте что хотите. Если бы шевалье де Гиз был Эль Бовалле и моим возлюбленным, что бы мне теперь оставалось, как не уйти в монастырь?
— О, мне кажется, — промолвил Диего, — что этот знаменитый пират взорвет все решетки и запоры!
— Наверно, вы действительно так думаете, кузен, иначе зачем вам было так поспешно покидать Мадрид! — съязвила она.
Доминика показала когти.
— Вы думаете, что эти колкости помогут вам, сеньорита? Мне хотелось быть с вами любезным, но вы вынуждаете меня к жестким мерам. Очевидно, вы не понимаете, в каком ужасном положении находитесь. Кузина, скоро ночь, а в доме один Луис. Уверяю вас, он не услышит крики о помощи.
Она испугалась, отчаянно испугалась, но в лице ее ничего не изменилось.
— Ваши желания погубят вас, кузен. Делайте со мной, что хотите, и вы потеряете мое состояние.
Диего вскочил с кресла.
— Клянусь Богом, женщина, ты бесстыдна! — взволнованно сказал он. — Так вот какой вольный дух воспитывает Новый Свет? Неужели вы так мало цените свою честь? Стыдитесь!
— Значит, вы так высоко цените мою честь? — презрительно спросила она. — Вероятно, именно забота о ней заставила вас увезти меня сюда?
Он принялся расхаживать по комнате, в ярости отшвырнув подвернувшуюся под ноги скамеечку.
Доминика сидела неподвижно, наблюдая за ним, и постепенно успокаивалась. Он был в нерешительности, и она знала, что сила на ее стороне. Пока что она еще может удерживать его на расстоянии.
Дон Диего размышлял. Проходя мимо Доминики нетерпеливым шагом, он покосился на нее. Она сидела, выпрямившись в кресле, защищенная барьером пламенной решимости и взвинченная до предела. События развивались так стремительно, что она не успела как следует напугаться, и Диего смутно сознавал это. Еще раз украдкой взглянув на ее застывшее лицо и горящие темные глаза, он ясно представил себе, как она выполняет свою угрозу. Она была в его власти, и он мог делать с ней что угодно, но интуиция подсказывала ему, что сейчас она доведена до крайности и не отступит.
Он был в самом деле шокирован позицией, которую она заняла, и захвачен врасплох. Она восседала как богиня, бесстрашная и непобедимая.
Дон Диего продолжал мерить комнату шагами, кусая ногти, как всегда, когда выходил из себя. Он неплохо знал женщин, и у него их было немало, но эта была для него загадкой.
Он продолжал размышлять. Она не может долго пребывать в таком возбужденном состоянии: ведь она не богиня, а обыкновенная девушка, у которой нервы натянуты до предела. Он решил подождать, чтобы напряженное ожидание подточило ее мужество.
Он остановился напротив нее.
— Посмотрим, как вы будете чувствовать себя утром, кузина, — сказал он. — Утро вечера мудренее. Вы переутомлены, и я не хочу вас торопить или принуждать силой. Но запомните хорошенько! Если завтра вечером я не получу от вас обещания выйти за меня, я уже не буду так мягок. Раз вы не хотите стать моей с благословения Церкви, это произойдет без ее благословения. У вас есть сутки на размышление, кем вы хотите стать: женой или любовницей. Но вам придется сделать свой выбор, в этом я клянусь!
У нее отлегло от сердца. Она опустила глаза, чтобы он не прочел в ее взгляде облегчение. За сутки многое может случиться, и остается надежда.
Доминика поднялась.
— В таком случае, сеньор, я хотела бы удалиться в свою комнату, с вашего позволения, — сказала она.
Рассказывая впоследствии об этой бешеной скачке через всю Испанию, Джошуа всегда тряс головой и делал недоверчивые жесты. — Вы спрашиваете, как нам это удалось? — говорил он. — Отвечу вам очень просто: не знаю. Мы очень ловко выбрались из Мадрида, и никто нам слова не сказал. Еще бы! Ведь у хозяина на шее был орден Золотого Руна — красивая штука, вроде нашего ордена Подвязки. Уверяю вас, это на них действовало. А если кто-то приставал с вопросами, то мы говорили, что едем по поручению короля, и, уж поверьте, мы не задерживались, чтобы посмотреть, как они это проглотят.
Первую ночь мы ехали без остановок. Я благодарил Юпитер — планету, очень влиятельную в моих делах, — что луна светит так слабо, а то бы нас сцапали. Когда мы миновали какой-то город — вам он неизвестен, да и мне тоже, — появились тучи, и мы с трудом тащились по кочкам и ухабам. Насколько я помню, мы сбились с пути между той станцией и следующей. Я чуть не сломал шею, налетев на низко нависшие ветки деревьев, и отстал, потом увяз в каком-то болоте. «Как дела у вашей милости?» — закричал я в темноту. «Лучше всех!» — отозвался сэр Николас. Что поделаешь с таким отчаянным шутником? Мы никак не отыщем дорогу, то спотыкаемся, то набиваем шишки, за нами охотится вся Испания, а сэр Николас отвечает: «Лучше всех». Хотя я сомневаюсь, чтобы он действительно так думал. Он сбился с пути? Ну и что! Уж он-то распознает, где север, и этого довольно. Рассвело, подул резкий ветер, который мог человека пополам переломить. Я никогда еще так не радовался дневному свету. Мы нашли дорогу — к счастью, там была всего одна дорога! — и поспешили вперед. Лошади совсем уморились, моя кобыла захромала — да и не мудрено. Мы остановились на следующей почтовой станции, пройдя последнее лье пешком. Можете быть уверены, их немало осталось между нами и Мадридом.