— Привет, Семен! Заждались. Алина, доброе утро.
Штольц был в черной водолазке под кожаной курткой, блестящих черных ботинках, подтянутый, собранный, бодрый. Он окинул Чекана и Алину быстрым внимательным взглядом, и ей почему-то захотелось начать оправдываться.
— Привет, Макс, — сказала она.
Штольц представил второго, молодого человека с всклокоченными светлыми волосами и одетого так, словно собирался он наспех и в темноте.
— Никита Соловейчик, следователь из областного управления. Это он нам звонил.
Приветствия, обмен рукопожатиями. Алина отошла к машине, достала из салона свой чемоданчик и пару резиновых перчаток, а когда вернулась, Штольц говорил:
— Когда «пэпсы» приехали, то даже в дом не сунулись: стояли и ждали оперов. Те осмотрели дом, там пусто, только в первой комнате следы: кровь, мебель сдвинута. А потом уже Никита подъехал со своей группой и увидел вот это.
Трое мужчин развернулись в сторону, куда показывал Штольц. Алина тоже взглянула. В мокрый песок проселка был криво воткнут деревянный неструганный брусок с прибитым листом фанеры.
Несколько секунд все молча смотрели на надпись. Потом Чекан отвернулся и спросил:
— Уже есть что-нибудь?
— Не очень много, — Макс покачал головой. — «Пэпсы» с местными операми поехали в поселок на обход и поиск свидетелей, только они вряд ли кого найдут: здесь до лета все вымерло. Следы автомобиля или людей снять не получится: снег, дождь, все, что не смыло, то растаяло. В доме криминалисты работают, но пока ничего. Владельца дома устанавливаем. Но есть и хорошие новости.
Он достал из кармана свернутый прозрачный пакет и протянул Чекану. Там был паспорт в яркой обложке и веселой надписью: «Паспорт блондинки».
— Вот, лежал рядом с табличкой. Осторожнее только, лучше перчатками.
Алина натянула перчатки и подошла к Чекану. Он раскрыл пакет, а она осторожно достала паспорт. С фотографии на нее смотрела серьезная большеглазая блондинка с пухлыми губами.
Титова Оксана Валерьевна. Судя по году рождения, двадцать восемь лет. Судя по отметкам в паспорте, одинокая мама шестилетней дочки.
Где-то недалеко зазвонил телефон. Скрипнула и хлопнула задняя дверь. С низкой ветки сосны сорвалась тяжелая капля.
— Сейчас, конечно, на свою фотографию Оксана Валерьевна мало похожа, — продолжал Штольц, — но если это она, то вот, смотри еще.
На экране смартфона Штольца была открыта страница Социальной сети. С нее томно улыбалась, стоя в длинном платье на фоне стены с черно-белым узором, та же блондинка, только теперь она называлась Oksana «Chanel» Titova. Над именем было написано: «заходила вчера в 20.37».
— Сколько времени нужно, чтобы подготовить опознание?
— Стандартно, после всех экспертиз, — ответила Алина. — Сутки минимум. Лучше двое, я еще труп не видела. Может быть, там сутки только туалет займет. Сейчас посмотрю и скажу.
Каблуки мягко вдавливались в слой прелых листьев. Сразу стало казаться, что ноги промокли.
Высокий мужчина в сизом плаще услышал ее шаги и обернулся. На нем были большие очки в толстой старомодной оправе. Седые короткие волосы торчали, как сапожная щетка.
— Здравствуйте, я Назарова Алина Сергеевна, руководитель отдела экспертизы трупов городского Бюро.
Пожилой мужчина посмотрел на нее сверху вниз с выражением безразличия и пожевал губами.
— Знаю, наслышан. А я Осадчий Федор Федорович. Районный судебно-медицинский эксперт.
Он кивнул и переступил ногами в неуклюжих ботинках. Алина поставила чемоданчик на землю, присела на корточки и взглянула на тело.
Стало ясно, почему издали труп показался бесформенным: полностью скрывая бедра, низ живота и ноги до колен, на теле расплылась обгоревшая куча оплавленных слоев ткани и пластика, из которой торчал почерневший изогнутый металл.
— Синтетика, — бесцветным голосом сообщил Федор Федорович. — Это она так горит. А железки от чемодана: ребята рядом пластмассовое колесико нашли.
Алина подняла голову: старый эксперт нависал над ней и смотрел через очки. Она пожала плечами и отвернулась.
Кроме бедер, слипшихся с оплавленной массой, пострадали голова, плечи, груди сморщились, как сушеные ягоды, остатки волос на голове запеклись и порыжели, распухшее, будто шар, лицо покрылось слоем копоти, обгоревшие веки запали. Обуглившаяся кожа полопалась, покрывшись длинными тонкими трещинами, сочащимися желтой сукровицей. Между грудей чернел какой-то пригоревший ошметок.
— Сожгли уже мертвую, — опять подал голос Осадчий. — Складок нет на лице. И кожа без волдырей.
Алина снова посмотрела вверх.
— Вы это в протокол осмотра тела занесли? — спросила она.
— Не успел, — ответил старик, и Алине показалось, что слышит в его голосе оскорбленные нотки.
— Что значит, не успели? Вы уже почти два часа здесь.
— Так я начал. А потом сказали, что начальство из города приедет. Вы, то есть. Ну я и решил подождать, не заполнять ничего. Вам ведь виднее.
Тон, каким это было сказано, предполагал, что Алине немедленно должно было стать стыдно за все: работу в городе, кандидатскую степень, должность, зарплату, а более всего — за внешность, возраст и пол. Она хотела было ответить, но подумала про стоящую рядом с джипом Штольца изнуренную жизнью «шестерку», взглянула на топчущиеся по талой грязи башмаки, на нитки, торчащие из полы плаща, вздохнула и сказала:
— Отсутствие складок и морщин без копоти еще ничего не значит. Но я с Вами согласна, сжигали труп.
Алина прикоснулась кончиками пальцев в перчатках к обугленным складкам кожи на шее.
— Посмотрите, видели это?
Осадчий, кряхтя, согнулся, расставив скрипнувшие суставами ноги.
— Видел, проволока. Прикрутили к столбу, когда усаживали. Вокруг груди такая же.
— Нет, кроме нее. Вот здесь, блестит.
Старик прищурился и всмотрелся в тонкую медную полоску, утопленную глубоко в черной коже.
— Удавка как будто.
— Провод. Пластик сгорел и оплавился, а медные жилы остались.
Алина заглянула за спину покойницы: руки согнулись в локтях от жара, на запястьях оплавилась широкая клейкая лента. Все пальцы были на месте.
Алина встала, взглянула на белые ноги, торчащие из обугленной груды, и вздрогнула. Одна стопа была целой, темно-вишневый лак на ногтях краснел, как поздние ягоды на снегу. Пальцы левой были раздроблены и торчали осколками костей из толстой корки запекшейся крови.
— Можете продолжать составление протокола, — сказала Алина. — Начальство разрешает. Потом передадите его мне. За доставку тела в город не беспокойтесь: я сама все организую.