– Сэди, – шепнула я, – а у мистера Хэмфри есть какие-нибудь дела в саду?
Она почесала в затылке.
– В саду? Что ему делать в саду? Он же шофер.
– Вот именно, – сказала я.
Шон шагнул ко мне с улыбкой, от которой у меня волосы встали дыбом.
– Ты думала, я забыл о тебе?
Нужно бежать.
Он продолжал улыбаться.
– Что, язык проглотила?
Я отступила на дюйм.
– И правда, – сказал Шон, – не надо говорить. Говорить буду я. Видишь ли, время в тюрьме – это время для размышлений. – Он уже был рядом, совсем рядом. – Я все время думал о том, что скажу тебе, когда тебя увижу. Что я сделаю. – Он сжал мне запястье. – Боже, да ты красотка! Сегодня утром я наблюдал, как ты одевалась. – Он кивнул. – Черт, девчонка что надо! Десять баллов. Одиннадцать. Но тебе надо подумать о покупке штор в спальню. Никогда не знаешь, кто за тобой может наблюдать.
Я отвела глаза от его рожи, от этой отвратительной кривой улыбки.
– Ты уже сказала ему? – спросил он, крепко сжимая мое запястье. – Рассказала, что ты сделала?
И я снова ощутила себя пятнадцатилетней девочкой. Испуганной. Затравленной. Мне было противно, что он смог низвести меня до такого состояния.
– Я задал тебе вопрос, Аманда, – сказал Шон, прищурив глаза, а его голос превратился в сердитое рычание.
Я услышала звук автомобиля на дороге и взмолилась, чтобы он свернул к поместью. Боже, пожалуйста! Пожалуйста, пусть это будет Рекс! Он позвонил утром и обещал приехать во второй половине дня. Шум мотора становился все громче, машина приближалась, но на повороте свернула. Мое сердце упало. И тут я вспомнила про ключи в кармане, которые оставил Рекс. Один был от входной двери, а другой от машины. Если я смогу вырваться, если буду действовать быстро и решительно, то смогу добежать до старого «Роллс-Ройса», припаркованного неподалеку. Он стоял перед фонтаном на круговой дорожке, всего несколько метров отделяло его от меня. Но смогу ли я до него добраться?
– Аманда! – повторил Шон, на этот раз более требовательно.
Он отпустил мое запястье и переместил руку на талию, и в этот момент я вырвалась.
– Не называй меня так! – крикнула я, мчась к машине.
Еще несколько шагов! Я слышала, как его ноги топчут гравий позади, словно в замедленном кино. Вот мне удалось открыть дверь и прыгнуть внутрь. Он схватился за ручку двери со стороны водителя в тот самый момент, когда я заблокировала замок. Я тут же наклонилась, чтобы заблокировать замок и с другой стороны. Трясущимися руками я возилась с ключом и выронила его, когда Шон урной ударил по окну. Оно покрылось изломанными трещинами, а в центре образовалась дыра размером с бейсбольный мяч. Как зверь, знающий, что добыча рядом, он просунул руку в эту дыру и стал выламывать края, но, поранив ладонь, выругался и убрал руку назад. Наконец я вставила ключ зажигания, завела двигатель и стартовала так быстро, что гравий из-под колес взлетел в воздух.
В зеркало заднего вида я видела, как Шон с криками бежит вслед, и прибавила газу.
Жаль, что у меня не было при себе мобильника, чтобы позвонить Рексу и в полицию. До города было всего десять миль. Я часто заморгала, чувствуя, что слезы вот-вот хлынут из моих глаз. Из старых динамиков радио донеслась тихая музыка, и я узнала битловскую «Good day, sunshine». Слова песни показались мне издевательством [17] . В этом дне не было ничего доброго, да и быть не могло. Слезы мешали смотреть на дорогу, и, вытирая глаза, я чуть не потеряла контроль над машиной. Я забыла про крутые повороты на этом участке дороги, и когда машину занесло влево, ухватилась за руль. Послышался скрежет металла, машина пробила тонкую защитную ограду и понеслась вниз по откосу.
Нет, нет, Боже, пожалуйста, нет-нет-нет…
Машина мчалась среди высокой травы и развесистых деревьев и в конце концов с глухим ударом врезалась в бугор; она завязла в темном лесном грунте. Из носа у меня потекла теплая кровь, оставляя едкий металлический привкус во рту. Где-то поодаль чирикала птичка, и ее чистая беззаботная песенка контрастировала с охватившим меня страхом. Нет, ничего не случилось. Я попыталась приподнять ноги, но они не двигались. Боль пронзила все мои члены. Нет, я не могу вот так умереть, одна, вдали от дома. Не найдет ли меня здесь Шон? А Рекс? Я моргала, как будто отщелкивая кадры своей жизни, только образы были бессвязными и беспорядочными: потрепанного вида кукла в розовом платьице; вязаные детские варежки с дырками; грядка с ярко-красными тюльпанами; улыбка Рекса; вертящийся на ветру ржавый флюгер.
Мои веки дрожали от напряжения, я изо всех сил старалась не закрывать глаза, но когда они все же закрылись, приветливый образ поманил в небытие, обещая утешение и покой, которого я так желала.
Камелии.
Я увидела их – бесконечный ряд больших, пышных зеленых деревьев с блестящими, лоснящимися листьями и роскошными цветами размером с блюдце. Розовые, красные – в полном цвету, словно раскрашенные Дамой Червей [18] .
4 ноября 1940 года
Ноябрь начался необычным для этого времени снегопадом. Дети, конечно, были в восторге и после ужина побежали лепить снеговика прямо на дороге. К счастью, я уже достала из кладовки и почистила их зимние пальто.
Днем Десмонд встретился в городе с отцом по каким-то делам. Они еще не вернулись. Я заметила, что они пребывали в согласии и приподнятом настроении.
– Хорошо, что они поладили, – прокомментировала миссис Диллоуэй этот факт, убирая посуду после завтрака.
Дети не могли нарадоваться на снежинки, и я решила дать им поиграть подольше, прежде чем ложиться спать. В виде исключения. Я надела пальто и присоединилась к ним на террасе. Джени и Кэтрин высунули языки, ловя снежинки, а Эббот и Николас играли в снежки. Когда поднялся ветер, я забеспокоилась, что для Эббота это опасно: он еще не вполне оправился от болезни.
– Еще несколько минут, – сказала я, – а потом пора выпить горячего чаю. Я не хочу, чтобы вы простудились.
Николас вдруг замер и указал на небо.
– Что это, мисс Льюис?
Я взглянула вверх, но не увидела ничего особенного, только темноту.
– А ты что видишь?
– Вон там, – сказал он, указывая на низко летящий самолет вдали. Его огни сияли в темноте.
У меня заколотилось сердце.