– Вообще-то, не я, а мы… Пойдем побегаем. – Она смотрит на меня, и ее лицо расплывается в ленивой улыбке.
– Ты что, с ума сошла? – Я бросаю флакон с духами в сумку. – Я и так вся грязная.
– Ну так не все ли равно – будешь еще чуть-чуть погрязнее? – говорит Делайла и подбирает с пола трубку. Затягивается еще несколько раз и сует ее мне.
Я беру, раз уж предлагают, да и не хочется отказываться. Затягиваюсь пару раз, и чем больше дыма входит мне в легкие, тем привлекательнее кажется идея Делайлы.
На глаза наворачиваются слезы. Я думаю о том, что сказал бы отец, если бы был здесь. Он бы, пожалуй, во мне разочаровался. Он-то всегда любил бегать под дождем.
– Под дождем гулять хорошо, – сказал он как-то, когда я была еще маленькой.
– Почему, папа? – спросила я, поднимая на него глаза. – Весь же перемажешься?
Отец кивнул, взял меня за руку и повел к двери. Там лило как из ведра, весь газон плавал в грязи.
– В этом-то и штука, Нова. Забыть обо всем и повеселиться от души. – Он открыл дверь, и капли дождя полетели в дом. – К тому же, когда дождь, спокойнее – все сидят по домам и весь мир твой. – Он подмигнул мне, и я рассмеялась, а потом мы с ним выскочили под проливной дождь, и танцевали, и прыгали по лужам, пока не промокли насквозь, а рты у нас не заболели от смеха.
«Господи, как же просто тогда все было в жизни! Вот бы снова стало так же».
– Ладно, – говорю я Делайле. – Пойдем побегаем под дождем.
Подруга довольно улыбается, и мы еще пару раз затягиваемся из трубки, коль она под рукой, да и идея выбежать под дождь после этого не кажется такой глупой. Когда Делайла хватает меня за руку, у меня и ноги, и извилины еле шевелятся. Она смеется, вскакивает и выбегает из палатки, таща меня за собой. Вначале от ледяных струй дождя по телу проходит дрожь, но когда грязь заляпывает босые ноги, я уже наслаждаюсь ощущением свободы.
Мы убегаем от палаток и вливаемся в обезумевшую толпу. Люди там все грязные, сидят прямо в грязи, и танцуют в грязи, и кидаются ею друг в друга. Когда я увязаю по щиколотку, то выпускаю ладонь Делайлы и раскидываю руки в стороны. Смеясь, запрокидываю голову и закрываю глаза, кружусь, воображая, что я здесь одна, что я совершенно трезвая, на душе у меня спокойно, и весь мир принадлежит мне.
На миг жизнь становится прекрасной.
Дождь течет по лицу, волосы намокают, и рубашка тоже, но дело того стоит. Давно я не чувствовала себя такой свободной. Свободной от тревог, от цифр, от попыток связать все в голове и исправить то, что исправить невозможно.
– Вы что это творите? – слышу я голос Куинтона и размыкаю веки.
Он стоит на краю поляны, за ним – Тристан и Дилан, одежда и волосы у всех мокрые от дождя. У Дилана сердитое лицо, руки скрещены на груди, челюсти сжаты. Тристан занят своим телефоном, зато Куинтон, кажется, совершенно очарован этой сценой – так и впился в нас глазами.
Делайла, скользя в грязи, подходит ко мне, и ее пальцы сжимают мою руку.
– Играем, – говорит она и толкает меня.
Я спотыкаюсь и плюхаюсь задом в грязь. Все хохочут надо мной, и Делайла тоже. Тогда я хватаю ее за ногу, дергаю, и она не может устоять. Падает на четвереньки и хохочет так, что начинает задыхаться. Теперь и я хохочу, оставляя ей грязную отметину на щеке.
– Паршивая ты подруга! – кричу я.
Мы все заляпаны грязью с головы до ног.
Делайла закатывает глаза, пытаясь оттереть грязь с плеча, но только хуже размазывает.
– Ну да, а ты еще паршивее, – улыбается она.
Я улыбаюсь в ответ, и мы начинаем смеяться и кидаться грязью. Потом Делайла вскакивает на ноги и, покружившись немного на месте, бежит по поляне. Бежит прямо на Дилана, а он мотает головой, сердито глядя на нее.
– Только попробуй, – предупреждает он и отступает.
Но она так и бежит прямо на Дилана, а добежав, бросается на шею, перепачкав ему всю рубашку и джинсы.
– Мать твою, Делайла! – ругается он и довольно грубо отталкивает ее.
И тут же ощущение волшебства, что пришло вместе с дождем, разом пропадает. Делайла тяжело падает на землю, в грязь.
Я бегу к ней, а Дилан резко разворачивается и уходит, ругаясь на ходу, опустив голову и держась за нее руками. Делайла вскакивает и с плачем бросается за ним. Мне хочется заорать на нее, чтобы не была такой идиоткой – не хватало еще за ним бегать, – но ноги у меня еле двигаются, и я стою на месте.
Тристан бредет к стоянке, а Куинтон ждет меня у края пустыря, там, где уже начинается трава и не так грязно. Он в одних шортах, без рубашки, мокрая кожа восхитительно блестит, и мне хочется только одного – дотронуться до него.
Я подхожу, и он протягивает мне руку:
– Господи, на каких-то десять минут отойдешь, а тут уже черт-те что творится.
– Ты не десять минут ходил, дольше, – возражаю я, беря его за руку. Куинтон помогает мне выбраться из грязи на траву, стараясь не смеяться над моим видом. – Мне скучно стало.
– Ну и видок у тебя, – замечает он, еле сдерживая смех.
Дождь стихает, грязь на моей коже, одежде и волосах начинает подсыхать, превращаясь в корку. Куинтон оглядывает меня с головы до ног и смотрит в глаза.
– Ты что, накурилась? – спрашивает он и, видя, что я не отвечаю, хмурится. – Нова, ты слишком хороша…
Я закрываю ему рот рукой – сейчас во мне нет ничего хорошего.
– Не говори так.
Он все хмурится, я убираю руку и начинаю приглаживать пальцами волосы, вытаскивая из них целые комки грязи. Куинтон пытается оттереть мне ноги, но грязь только хуже размазывается, и вот я уже похожа на монстра из фильма «Болотная тварь».
– Ну все, Нова, не везет тебе сегодня. – Он встает со вздохом. – Ни черта не оттирается.
Куинтон фыркает от смеха, я показываю язык и бросаю в него комком грязи. Комок шлепается ему прямо в лоб, и он с недовольным видом оттирает грязь. Я делаю виноватое лицо и пячусь назад, а его лицо изображает притворную ярость.
– Ну ты за это заплатишь! – грозит он, шагая ко мне, и я со всех ног бегу назад на грязный пустырь – там-то мне бояться нечего.
Но Куинтон хватает меня за майку и тянет к себе. Я растопыриваю руки, дергаюсь изо всех сил, пытаясь вырваться, майка растягивается. Куинтон держит крепко, притягивает меня ближе, поднимает в воздух и раскачивает, чтобы бросить в грязь.
– Куинтон, не надо, – слабо протестую я – все равно уже грязная, пускай бросает, не страшно.
– Надо, – заявляет он, стискивая меня еще крепче. – Не надо было грязью в меня кидаться. – Он шагает в грязь, швыряет меня вниз, и я приземляюсь прямо на задницу.
Падаю на спину, грязь облепляет мне кожу, волосы, одежду.