– И как ощущения?
На заплаканном лице проступила бледная улыбка.
– Оказывается, я ошибалась: немного полегчало…
Мадам вытерла глаза тыльной стороной ладони и неуверенно спросила:
– И что дальше?
– А дальше план «Три П»: платье, подруги и потрясная вечеринка.
Когда дело с мадам было улажено (Эмилия осталась, чтобы помочь ей привести себя в порядок и подобрать наряд к сегодняшнему вечеру), я отправилась к себе.
За всей этой суматохой я совершенно забыла об осторожности и безо всяких предуведомлений толкнула дверь. Уже открывая её, я услышала, как Магнус кому-то игриво сказал:
– А не пора ли проверить мою паутинку на прочность?
Я попыталась удержать дверь, но моя масса, помноженная на ускорение, неумолимо несла деревяшку по оси до тех пор, пока та не стукнулась о противоположную стену.
Последовала немая сцена. Не знаю, кто опешил больше: я, Магнус или его гостья.
– Так это и есть твоя подружка? – выдохнула я.
Паук ещё не оправился от изумления, но попытался вернуть контроль над ситуацией:
– Да! – с вызовом ответил он.
– Магнус, но она… бабочка!
– И что?
– А ты паук!
– И что? – с нажимом повторил он.
– А то, что пауки питаются бабочками!
Он на секунду окаменел, а потом отвернулся от меня и погладил лапкой трепещущее, как лепесток мака на ветру, крылышко:
– Прости, любовь моя, мне жаль, что тебе пришлось это услышать.
– А ей что, мама-бабочка и папа-мотылек не рассказывали?!
Магнус не удостоил меня ответом.
Гостья была изумительно красива: широкие, как парус, алые крылья с золотистой окантовкой, сплошь в кружеве переливающихся прожилок, два фиолетовых пятнышка на каждом и изящно изогнутые усики с гагатовыми капельками на конце. Она дрогнула ими в мою сторону, видимо, о чем-то спрашивая на языке, понятном только Магнусу, и не издав при этом ни звука.
– Да, думаю, сейчас это будет лучше всего, – поспешно ответил он извиняющимся тоном.
Бабочка снялась с места и, ласково мазнув его на прощание крылышками, вылетела в форточку. Как только она скрылась из виду, паук снова повернулся ко мне, всем своим видом демонстрируя, что разборки предстоят нешуточные.
– Как ты могла! – напустился он на меня.
– А что я такого сказала?
– Ты намекнула на то, что я могу её съесть!
– Я ни на что не намекала, а так прямо и сказала. О чем ты думал, влюбляясь в бабочку?
– А о чем все думают, влюбляясь?! Да ни о чем! Иначе влюбленных на свете не существовало бы.
– Да, но бабочка? – не унималась я.
– Почему это вампирам можно влюбляться в людей, а мне в бабочку нельзя?
– Вампиры – это всё сказки, Магнус, а ты уже взрослый паук.
– Я современный паук, – возразил он, – которому чужды подобные предрассудки. Кстати, меньше всего ожидал от тебя подобного снобизма!
Чувствуя, что спор набирает обороты, я постаралась придать тону спокойствие и, как мне казалось, убедительность:
– Ты наверняка принял за любовь какое-то другое чувство. Вот я, например, тоже люблю имбирные пряники, но мне в голову не приходит влюбляться в них! Чувствуешь разницу?
– Не смей сравнивать Арахну с имбирным пряником! – разозлился он.
– Кого?!
– Арахну! Её так зовут, – возликовал он и забегал по подоконнику, возбужденно размахивая лапками. – Это знак, указующий перст! Где это видано, чтобы бабочек так называли? Нет, всё неспроста! Она предназначена мне судьбой!
Я решила зайти с другой стороны:
– А о ней ты подумал? О её безопасности?
Паук резко остановился и холодно сложил лапки перед собой:
– Что ты имеешь в виду?
– Представь, что будет, если вы, к примеру, поссоритесь и ты в порыве гнева съешь её… ну, или надкусишь, – поправилась я, заметив, как он возмущенно напыжился.
– К твоему сведению, я ради неё стал вегетарианцем!
– И поэтому ты сегодня за завтраком лопал кузнечиков, аж за ушами трещало!
Едва это сказав, я вспомнила его странную реакцию на подношение мадам. Так вот в чем было дело! Не слишком-то, наверное, приятно видеть сородичей своей возлюбленной, сервированными к завтраку… хотя о чем это я – раньше его это не смущало. Вспомнила я и то, как старательно он выбирал кузнечиков, откладывая бабочек в сторону. Но тогда я не придала этому значения – Магнус всегда был привередлив в плане еды. Мало ли, вдруг ему сахарная обсыпка пришлась не по вкусу… То, что причина совсем в другом, мне и в голову не приходило.
– У пауков нет ушей, – отрезал он.
– Не придирайся к словам.
– И я имел в виду, что стал вегетарианцем в отношении чешуекрылых. «Небабочкоедом», если так тебе больше нравится. Ради неё я даже вступил в Лигу воздержания, оставив в рационе всего несколько видов насекомых.
Я набрала в грудь побольше воздуха для новых аргументов, но он сделал нетерпеливый жест лапкой, отсекая все возражения.
– Разговор окончен. Я не хочу больше это обсуждать. – Он вернулся к своей паутинке, устроился в гамаке и отвернулся к окну. – Думал, уж кто-кто, а ты меня поймешь.
Грустный тон заставил меня устыдиться. А ведь Магнус прав: я сейчас поступаю в точности, как мой отец, – отнимаю у него право выбрать собственный путь, навязывая общепринятые нормы. Да и кем они приняты? Покажите-ка мне этого «Обще», который почему-то решает за других!
Я подошла к окну и встала рядом:
– Прости, Магнус. Кажется, я поторопилась с выводами… и была слишком категорична.
Он шевельнулся, но ничего не ответил, продолжая лежать, отвернувшись от меня и чуть раскачиваясь.
– Она красивая… как вы с ней познакомились?
Против этого он не смог устоять. Главная особенность влюбленных в том, что они готовы часами разглагольствовать об объекте своей страсти, причем смыслу и связности в этих высказываниях отводится роль статистов.
Он перевернулся на спину, закинул лапки за голову и мечтательно уставился в потолок:
– Помнишь тот день, когда я встал раньше тебя?
– Это когда мы опоздали на встречу с Озриэлем? Ты ещё помогал Эмилии оформлять букеты и… – тут я запнулась и пораженно закончила: – Она прятала в бутоны бабочек. Так, значит, тогда вы и встретились?
– Да, Эмилия отпустила её, сказав, что жаль будет помять такие крылышки (ну, ты же видела Арахну, конфетка, а не бабочка!). Для бутонов подходили более ординарные виды, помельче и попроще в плане конфигурации. Потом была вся эта беготня с проверкой в лекарской башне…