Софи кивнула.
— Гордон положил девочку мне на живот, и она лежала там, пока не перестала дышать. Ты не можешь себе представить, какая она была крошечная. Она и на ребенка-то была мало похожа. Потом он взял ее и завернул в крестильное платьице Фло. Он плакал…
— Он раскаивался?
— Не знаю, — безликим голосом ответила Софи. — Просто плакал. На следующий день мы сказали детям, что я потеряла ребенка, и все вместе пошли к речке. Он позволил мне выбрать место, где мы ее похороним.
— Но разве доктор не предложил вам похоронить ее на кладбище? — спросила Мария. — Ведь это же незаконно!
— Доктор не знал, что я была беременна. Я справлялась сама. Мы ему так и не сказали. Мы окрестили девочку в речке и выкопали яму, в которой похоронили ее.
— Она до сих пор там? — спросила Мария. Эта сцена стояла у нее перед глазами: Гордон бьет Софи о стену, ассистирует при родах, ведет траурную процессию из членов своей семьи к реке. — Вы похоронили ее на берегу Белл?
— Под маленькой статуей ангела, — ответила Софи. — Мы поставили ее там, чтобы пометить могилу.
Мария почувствовала, что углубилась внутрь замкнутого мирка Литтлфильдов. Ей казалось, что она опутана паутиной; невольно Мария заерзала на своем стуле.
— Как ты допустила это? — спросила она, силясь выпутаться из сетей. — Почему ты разрешила ему сделать все это с тобой?
Но Софи уже погрузилась в свои мысли. Не глядя в глаза Марии, она встала и направилась к двери.
— Софи! Ты повидаешься с Саймоном и Фло? — окликнула ее Мария. — Позволишь им навестить тебя?
— Ты считаешь, что им от этого станет лучше? — спросила Софи, оборачиваясь. — Даже Хэлли хорошая мать по сравнению со мной. И смотри, как я к ней отношусь! Я ненавижу ее, клянусь, ненавижу! А если я ненавижу ее, то как, по-твоему, мои дети будут относиться ко мне?
— Пусть они сами решают, как им относиться к тебе, — резко сказала Мария. — Сделай это хотя бы ради них.
Софи прислонилась к двери, словно обдумывая слова сестры.
— Ладно, — произнесла она, — приведи их, — и вышла из комнаты.
Мария сидела за столом до тех пор, пока надзирательница не похлопала ее по плечу и не сказала, что ей пора уходить.
Впервые за время, прошедшее с той ночи, когда был убит Гордон, Мария оказалась возле дома Литтлфильдов. Повсюду были следы присутствия полиции: на дверях висело судебное уведомление, на дорожке валялась оранжевая пластиковая лента, которая когда-то перегораживала подъезд к дому, и пакет из Макдоналдса. Марии показалось, что она увидела даже меловые контуры тела Гордона. Тигровые лилии были в полном цвету. Клумбы с многолетниками, любовно посаженными Софи, заросли травой, газон нуждался в стрижке.
Несколько минут Мария сидела в машине, подмечая детали семейного быта: два кухонных полотенца, висевших на веревке, открытое окно гостиной, красный велосипед Саймона, прислоненный к дверям гаража. Потом она заставила себя выйти из машины. Не глядя на дом, по высокой траве она зашагала к речке.
В день, когда она получила письмо от матери, в котором говорилось, что Софи и Гордон купили этот дом, Мария позавидовала сестре. Тем летом она жила в Лондоне одна, без Альдо, читала цикл лекций в Британском музее. Из всех мест, где ей приходилось жить, Лондон меньше всего вызывал в ней ностальгию, однако она помнила тот внезапный острый укол ревности, который испытала, узнав, что Софи поселится на берегу Белл.
Когда Альдо приехал на следующие выходные из Эдинбурга, где тоже читал лекции, Мария рассказала ему об этом. Он был изумлен.
— Она собирается жить в двух шагах от дома вашей матери? — скептически спросил он. — Бедняга Гордон!
— А что тут такого? — поинтересовалась Мария. — Софи любит реку Белл.
— Но так близко к материнскому дому! — воскликнул Альдо.
Именно тогда их противостояние, касавшееся того, где им жить, достигло апогея: Мария объявила, что ей все равно, где это будет, лишь бы у них появилось постоянное жилье. Она хотела иметь собственный дом или квартиру, садик или террасу, где могла бы посадить цветы и овощи, и главное, адрес, который можно было выгравировать на почтовой бумаге. За время своей семейной жизни она выкинула кучу такой бумаги, потому что указанные на ней адреса постоянно изменялись и отходили в прошлое.
— По крайней мере у нее есть собственное гнездо, — сказала Мария. — Собственная земля.
— Ты меня удивляешь, Мария, — сказал Альдо. В его голосе сквозило разочарование. — Ты из тех людей, которые не понимают тщетности обладания чем-либо. Пускай ты купишь какой-нибудь клочок земли, но сколько ты будешь им владеть? Двадцать лет? Пятьдесят? А ведь до тебя на нем жили сотни других людей — вспомни, например, Рим.
— Лучше бы ты сразу сказал «прах к праху», — возмутилась Мария, задетая словами мужа.
Ей всегда казалось, что Альдо просто оправдывает собственную скупость, применяя этакий археологический нигилизм к вопросам недвижимости, однако сейчас, шагая по опустевшим владениям Литтлфильдов, она поняла его пессимистический настрой. Она была почти уверена, что никто из ее близких больше не будет жить здесь. Дом будет продан, а деньги положены в банк, на счета Саймона и Фло. Пусть не сейчас, но когда-нибудь тот факт, что в доме произошло убийство, прибавит ему ценности в глазах покупателей. Подумать только — дом с привидениями!
Мария пересекла лужайку и теперь шагала по земле, которую Софи с Гордоном всегда оставляли нетронутой. Ромашки, астры, чертополох, анютины глазки и ястребинка росли среди желтоватой травы. Хотя дорожки как таковой не было, в этом направлении ходили не раз, и путь просматривался достаточно отчетливо.
Марии показалось, что она слышит чей-то голос. Она подняла глаза — ветер шевелил верхушки сосен, издавая звук, похожий на шепот.
Она подошла к берегу Белл. В северном направлении его покрывала плотная растительность, поэтому она пошла на юг, в сторону дома матери. Она не знала, где заканчивается участок Литтлфильдов и начинаются земли их соседей. В тени земля была мягкой и влажной. Идя вдоль речки, Мария внезапно поняла, что ищет могилу малышки.
Она зашла гораздо дальше, чем собиралась, но так и не наткнулась на нее. Наверняка она уже пересекла границу владений Литтлфильдов, а может, и их соседей тоже. За излучиной реки начинались земли Хэлли. Мария уже собиралась повернуть обратно, когда увидела каменного ангела.
Он был немного поврежден — откололось одно крыло и часть носа. Ангел стоял на небольшом холмике, заросшем восковницей. Несмотря на относительную новизну статуи, трещины в камне уже заросли мхом. У него были вьющиеся волосы и грустная улыбка; Мария подумала, что более очаровательного ангела не видела ни в одной церкви мира. В высоту он был не больше двенадцати дюймов.
Слегка потеряв ориентацию, Мария огляделась по сторонам. Софи сказала, что Гордон разрешил ей выбрать место для могилы, но почему здесь? Это была не их территория, может быть, Хэлли, но все же? И вдруг она догадалась: каменное сердце Софи находилось рядом, за поворотом реки. Она подошла к нему, расчистила носком туфли, потом вернулась к ангелу.