Она вздрогнула. Глядя на их изображение в зеркале, Кейт почувствовала себя не менее смущенной, чем во время их первой брачной ночи. Она ощущала рядом с собой тепло его тела. Она могла представить себе, как он делает к ней еще один шаг и сжимает в своих крепких объятиях. Кейт чувствовала его горячее дыхание около своей шеи. И в его прикосновениях на этот раз не было ничего безличного, анонимного, потому что она не могла избежать взгляда его глаз, отраженных в зеркальной глади над камином.
В его глазах сверкало предательское дружелюбие.
— Нет, — сказал Нед, слегка сжав ее плечо, — не смотри на меня. Смотри на себя.
Ее волосы были такими светлыми, что казались почти бесцветными. Ее кожа выглядела бледной; ее платье облегало ее, она была так затянута в корсет, будто без этих пластин китового уса может сломаться. Она видела себя очень изящной, хрупкой леди.
— Я уже видел тебя прежде, — тихо заметил Нед, — но мне кажется, что сейчас самое время взглянуть еще раз. — Его рука поднялась вверх — она увидела это в зеркале, прежде чем его большой палец коснулся ее лица. — Прежде всего, этот совершенный изгиб линии твоего подбородка, всегда гордо поднятого вверх. Подбородок победителя. Эта линия… — Его палец снова дотронулся до нее, и Кейт ощутила, как по ее коже пробежали мурашки, — эта линия говорит о том, что ты женщина, которая не терпит никакого вздора. Полагаю, мне следовало бы обратить на это внимание значительно раньше.
Кейт слегка поперхнулась. Зеркало отразило это ее движение.
Рука его дальше скользила по ее гладкой коже.
— А теперь твои плечи. — Он провел большим пальцем по ее ключице. — Я никогда не видел, чтобы они были опущены от страха или тревожно сдвинуты. Твоя осанка всегда прямая, и какой бы груз ни упал тебе на плечи, ты никогда не согнешься. — Его голос дрогнул.
И пока он говорил это, его рука гладила ее спину. Даже сквозь несколько слоев муслина и пластинки корсета она ощутила исходящий от него жар, когда он провел пальцами вдоль ее позвоночника. Когда он достиг талии, его рука скользнула немного вперед, и Нед коснулся ее руки. На несколько кратких мгновений их пальцы переплелись, потом он взял ее руку и притянул поближе к себе ладонью вверх.
— Я слышал, — сухо заметил он, — что гадалки могут предвидеть будущее по ладони. Что, по твоему мнению, я вижу на твоей ладошке?
Ее ладошка буквально утонула в его огромной ручище, она казалась слабой и бледной по сравнению с его загорелой кистью. Этот загар заставил ее задуматься о долгих днях, проведенных им на борту корабля, о рискованных путешествиях, диких зверях и опасных мужчинах с абордажной саблей в руке. Она чувствовала исходящий от него жар, и ей казалось, будто он буквально излучал тепло всех солнечных лучей, которые впитал во время дальних странствий.
— Я выгляжу маленькой, — заметила Кейт. И хрупкой. Фарфоровой статуэткой, которую хочется отставить в сторону, оберегать, боясь, что она разобьется или сломается. Именно это в ней всегда видели окружающие, и именно так к ней и относились.
— Ты представляешься мне изящной, — поправил он. — Изящной и одновременно упрямой и неукротимой. Я не вижу трепета в твоих руках, Кейт. В них нет страха, нет слабости и малодушия.
— Но я…
— И когда я смотрю в твои глаза, — продолжал Нед, — мне кажется, что ты непреклонна, как карающий ангел. — Он обхватил рукой ее маленькую ладошку, ее пальцы сложились в слабый кулачок в его широкой горсти. — Твои чувства, — уверенно сказал он, — это твои чувства. И если ты будешь таить их глубоко в груди, никто и никогда не увидит их на поверхности.
Говоря это, Нед склонился к ней еще ближе. Последние его слова с каждым его выдохом приятно щекотали ей кожу.
— Никому не надо видеть правды. Но я хочу этого, — едва слышно прошептал он.
Кейт повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза. И это уж точно было ошибкой, потому что если ее желудок и до того скрутило в тугой узел, то этот узел вырос буквально до размеров гордиева, едва только она взглянула в его лицо. Кейт не могла от него оторваться, и когда попыталась сделать это — когда отвела глаза в сторону, — его глаза немедленно уставились на его губы. Сильные и гладкие, властные и нежные.
Кейт ощутила странный трепет внутри. У нее не было чувства, что он хочет поцеловать ее — нет, ей показалось, что он уже поцеловал. Ее губы уже горели от его жарких слов. Кожа ее пылала от самой возможности его близости. И не важно, какой бы практичной она ни уговаривала себя быть, все ее рациональные мысли и чувства испарились от одного только звука его голоса.
Когда Кейт раскрыла свои губы и привстала на цыпочках, поворачиваясь в его объятиях, это обозначало, что она лишь довела сказанные им словам до их логического завершения.
Она поцеловала его не потому, что хотела, чтобы он опустился перед ней на колени, а потому, что он поднял с колен ее. Кейт отведала его вкус, и в нем была соль, и мужество, и сила, которую настоящая женщина может использовать должным образом. И он поцеловал ее в ответ.
Нед оторвался от ее губ.
— Нет, Кейт, — тихо промолвил он, — я не хочу пугать тебя. Не хочу, чтобы ты меня боялась. Я хочу лишь смотреть на тебя и видеть, наконец, то, чего я был лишен долгие годы. Ты — проклятая валькирия.
Он снова повернул ее к зеркалу. Кейт была готова расплакаться.
Она не хотела этого — не хотела, чтобы ее тайные мечты стали явью, не хотела снова надеяться. Но было слишком поздно. Она уже неудержимо стремилась ко всему этому. Неудержимо стремилась к нему.
— Это неправда. Я боюсь, — честно призналась она. — Если бы я была валькирией, то не испытывала бы страха. Я не чувствовала бы ничего подобного.
— В древних сказаниях, — ответил Нед, и она своей кожей словно ощутила резкие, шершавые интонации его голоса, — героини всегда побеждают дракона и отрубают ему голову. Мирные селяне радуются и жгут костры, и тьма больше никогда не возвращается, чтобы поглотить их землю.
Кейт чувствовала прикосновение его руки, теплое и властное.
— Но это, — продолжал он, — лишь легенды и сказки. В действительности…
Нед криво улыбнулся ей в зеркале. В его выражении было что-то озорное, дерзкое, словно он собирался открыть ей великую тайну, которая столетиями тщательно скрывалась. Она невольно прижалась к нему теснее.
— В действительности, — прошептал он, — драконы никогда не погибают, и эти шуты в громоздких доспехах с огромными мечами не могут сразить их. Настоящие герои укрощают своих драконов. Будь это твои страхи или мое… — Он оборвал себя, и грустная улыбка превратилась в широкую усмешку, скрывшую его истинные чувства. И если бы она не следила внимательно за выражением его лица, то никогда не заметила бы этой внезапной перемены.
— Твое?.. — напомнила она.
— Я отправился в Китай, чтобы поразить драконов. Вместо этого я приручил их.