– Почему бы не спросить аббатису?
– Потому что, мой дорогой Микелетто, если она хорошо делает свою работу, то честна лишь с Господом и двулична со всеми остальными.
Микелетто внимательно посмотрел на него.
– Уж не думаете ли вы…
– Пока я ничего не думаю. Но кто знает, о чем я подумаю потом….
* * *
Незадолго до Рождества Лукреция предстала перед церковным судом. Она приехала из Сан-Систо неделей раньше и поселилась в Ватикане, где и проводила время за зубрежкой предстоящей речи, решая, какой наряд выгоднее подчеркнет ее невинность. Волнения о том, что ей придется явиться в суд, теперь сменились страхом, справится ли она со своей задачей. Ее браку пришел конец, ничего не вернуть. Александр сам пришел проверить, готова ли она к предстоящему испытанию, и, обнимая ее, с трудом прятал слезы.
– Ах, ты отрада моих глаз! Ты похожа на святую деву, идущую на муки, чтобы постичь Бога.
С тех пор как Александр ударился в показную набожность, он стал использовать более витиеватые обороты речи.
Она сразу расположила к себе престарелых священников, облаченных в расшитые золотом мантии, эта молодая девушка (ей еще предстояло отпраздновать свой восемнадцатый день рождения), обладающая природным изяществом и отличным знанием латыни. То, что виделось грязной обязанностью, стало для многих удовольствием; были в зале и те, кого просто возмутило, что столь юная и прекрасная душой и телом молодая женщина стала объектом такой чудовищной клеветы. Впрочем, они были также порядком заинтригованы происходящим. После допроса настало время проверки: в маленькой комнате две взволнованные повитухи подняли ее юбки и осторожно ощупали самые интимные места, впрочем, не особо в этом усердствуя.
Когда она вернулась в зал суда, для вынесения решения потребовалось не более нескольких секунд: она девственница, и ее брак с Джованни Сфорцей с этого момента аннулируется.
В тот вечер они ужинали в Зале святых в личных апартаментах папы: она, Чезаре и Александр. Когда она пришла, стол был уже накрыт, а помещение освещено танцующими на сквозняке свечами, которые отбрасывали тени на недавно расписанные люнеты на сводчатом потолке. Каждый святой был изображен на фоне пейзажа, полного жизни и ярких красок. Никогда еще злоключения мучеников не выглядели так правдоподобно, так современно. Александр был пока занят, и ее встретил Чезаре, полностью облаченный в одеяния священнослужителя, подобающие для присутствия на судебных процессах. Чезаре, которого она не видела с глазу на глаз уже семь месяцев. Которого, несомненно, она теперь снова любила.
– Ах, дорогая сестра, что за представление! Судьи сравнивали тебя с Цицероном, причем не в его пользу. Жизнь в монастыре поистине тебе подходит.
– Думаю, мне больше подходит развод, – засмеялась Лукреция. Она еще пребывала в приятном волнении. – Не могу поверить, что все позади! А ты, Чезаре? С момента нашей последней встречи тебе довелось короновать короля. Ты только вообрази!
Он пожал плечами.
– Голова его меня не особо впечатлила.
– Твоя-то впечатляет куда больше. – Она коснулась маленького шрама на его скуле. – Что это? Ты ведь не дрался?
– Ерунда. Последствия лихорадки, которую я подхватил в Неаполе.
– Ох… и как Неаполь?
– Было жарко, – засмеялся он. – А как жилось в монастыре?
– Тихо.
– А гонец, которого мы выбрали для тебя? Он хорошо справлялся со своей задачей?
– О да, замечательно справлялся, – беспечно сказала Лукреция. – Как отец? Должно быть, он ужасно переживал. Я провела много часов в молитвах о Хуане.
– Ты не чувствовала себя покинутой?
– Что?
– В монастыре. Я не хотел бы, чтобы ты страдала от отсутствия любви.
Никто другой не смог бы догадаться. Но никто и не знал ее брата так, как она.
– Отсутствия любви? – повторила она, не переставая широко улыбаться. С люнета над его головой на нее смотрело миловидное лицо святой Варвары в триумфе своей веры, ее золотистые волосы струились по спине. Покуда сердце твое чисто… – Напротив, обо мне очень хорошо заботились. Аббатиса мудрая женщина, кроме того, как ты помнишь, я провела в Сан-Систо все детство.
Разумеется, она сразу забеспокоилась, заметив необъяснимое отсутствие Педро. Однако вскоре пришли новости о предстоящем судебном процессе, и у нее не было времени всерьез задуматься. С их последней встречи с Чезаре много воды утекло. В письмах они никогда ни о чем не упоминали, так что сейчас почти казалось, что ничего и не было. Она едва могла вспомнить прикосновение его языка к ее губам, вытесненные теперь уже другими чувствами. Разве может он что-то подозревать? Нет, исключено! Аббатиса честная женщина, и в любом случае они не совершали ничего предосудительного. Ей-богу, пока она была замужем, случались моменты, за которые ей было гораздо более стыдно. Вспоминая о каменной лавочке в саду монастыря, она ощутила легкий укол грусти.
– Ваше высокопреосвященство? – Раздался стук в дверь, а вслед за тем появилось невозмутимое лицо Буркарда. – О, госпожа Лукреция!
Госпожа Лукреция. Больше она не герцогиня Пезаро. Он первым подтвердил это вслух. Легкая дрожь волнения пробежала по телу.
– Сеньор Буркард, рада снова видеть вас. Надеюсь, у вас все хорошо.
– Да, госпожа, все хорошо. Я… Его святейшество послал меня сказать, что скоро будет, но если вы голодны, ужин можно подать, не дожидаясь его.
– Он с Неаполем или с Испанией? – спросил Чезаре.
– Полагаю, с Неаполем. – Буркард развернулся к выходу, но на полпути замер. – Я рад, что вы в целости и сохранности вернулись домой.
– Боже, твое возвращение обрадовало даже эту ящерицу, – сухо заметил Чезаре. – Может, и мне надо ненадолго съездить в монастырь?
– Ха! Да поможет Бог всем женщинам, когда ты его покинешь!
Они немного поболтали. Слуги носили блюда: зимний бобовый суп, мясо, фаршированные макароны, – любимая простая пища папы. После того как были возданы подобающие молитвы, Лукреция решила поговорить о Хуане и событиях, последовавших за его смертью.
– Расскажи мне все. В монастыре шептались об отцовской скорби и вновь обретенной набожности. Как он? Сильно ли изменилась церковь от его духовного рвения?
– Нескольких продажных людишек посадили в тюрьму. Совет обсуждает новые реформы. Все со всем согласны, пока вопрос на рассмотрении, но потом резко теряют к нему интерес. – Он пожал плечами. Над дверью в зал обнаженный святой Себастьян корчился под градом стрел, но его жертвенность впечатляла куда меньше, чем горделивые позы атлетически сложенных и модно одетых юношей, стрелявших из арбалетов. Похоже, художника они интересовали куда больше. – Чтобы очистить эти авгиевы конюшни, потребуется нечто большее, чем духовное рвение.
– А отец?