— Давайте, пройдем в мой кабинет.
Лерка дернула плечами и прошла мимо врача в коридор. Длинный, в светлый тонах, с приглушенным освещением коридор произвел на Лерку благоприятное впечатление, несмотря на ее полное смятение чувств. «Да уж, крутая лечебница, — промелькнуло в голове у Лерки. — И мебель не из ИКЕИ, и коверчик». — Под ногами пружинило натуральное покрытие. Пока Лерка с врачом шли в его кабинет, мимо них скользили медсестры, которые были одеты в мягкие трикотажные костюмы, и если бы не их одинаковость, то по внешнему виду и не определишь, что девочки относятся к медицинским работникам. Никаких белых халатов, голубых колпаков и марлевых намордников. Нежно-лимонные укороченные брюки, длинные широкие кофты на молнии и удобные кожаные туфли с модными острыми носами — вот облик медсестры в частной клинике плюс участливая улыбка и стремление во всем угодить. И если бы не крепкие решетки на всех окнах, можно было бы решить, что Лера попала в хорошо оплачиваемый пансионат.
— Присаживайтесь, — любезно предложил врач, когда они наконец достигли своей цели.
Лерка села в мягкое кресло и буквально утонула в теплых объятиях кожаной обивки.
— Меня зовут Матвей Юрьевич, если вы запамятовали, — представился врач и уселся перед Лерой на стул.
— Я не могу запамятовать, Матвей Юрьевич, ибо вижу вас в первый раз, — буркнула Лерка.
Это вы так думаете, — улыбнулся он. — Валерия Алексеевна, я вам буду сейчас задавать вопросы, быть может, они вам покажутся дикими и нелогичными, но без этого я не смогу доходчиво вам все объяснить без ущерба вашему здоровью.
— Приступайте, — резко ответила Лера.
И началось! Как вас зовут, где вы работаете, сколько вам лет, где живете, какой институт заканчивали, какие дела вела в последнее время. На вопросе, что обычно Лерка кушает на завтрак, она взорвалась:
— Послушайте, прекратите надо мной издеваться! Я — Лера Пересветова. Юрист, живу с бабушкой, отцом, двумя сестрами и дочерью. И заметьте, всех их содержу! И каждая минута моего отсутствия на службе стоит денег! Поэтому прекратите, наконец, этот глупый допрос и скажите, что происходит!
— Хорошо, — согласился врач. — А как зовут вашего мужа?
— Вадим Радов, — ответила Лера.
Матвей Юрьевич пристально вглядывался в глаза своей пациентке, но кроме нетерпения и раздражения больше ничего не прочел на красивом лице.
— Лера, простите, я могу вас так называть? — Лерка кивнула. — С вами случилось несчастье, в результате которого вы попали сюда с частичной потерей памяти, так сказать. — Он на секунду замолчал, продолжая внимательно вглядываться в Лерку. Та молча внимала. — Мы провели очень долгую и дорогостоящую терапию и, как я вижу, добились великолепных результатов.
— Значит, я в психушке? — спокойно спросила Лера.
— Почему вы так решили?
— По всему. — Лерку утомил этот разговор. — Я большая девочка и много что знаю. Я даже знаю, почему вы начали так издалека. Вы боитесь, что, рассказав, почему я оказалась здесь, я опять потеряю память и ваше лечение пойдет насмарку. Права?
— Более чем. — Выражение радостного удивления появилось на лице Матвея Юрьевича.
— Что же мне сделать, чтобы убедить вас в крепости моей психики?
Матвей Юрьевич предложил такой вариант. Он начинает рассказывать, что произошло с Лерой, наблюдает за ней, и как только понимает, что надо остановиться, Лера тут же с ним соглашается.
— Идет, — согласилась Лера.
Она выдержала все. Вернее, то, что посчитал возможным сказать доктор. А следуя своему опыту, Матвей Юрьевич говорил осторожно, без лишних подробностей. Но суть вполне была понятна. Даже не понадобился успокоительный укол, шприц на всякий случай лежал в кармане пиджака Матвея Юрьевича. Современная фармакология широко шагнула вперед. При необходимости врач молниеносно мог выдернуть шприц и вколоть через одежду больного в любое место. Но — обошлось.
— Значит, сейчас уже конец января, — уточнила Лера, когда врач закончил свой нелегкий рассказ.
Он кивнул, украдкой положив руку в карман.
— Вы курите, доктор? — спросила Лера.
Матвей Юрьевич вытащил пачку «Парламента».
Лера, недрогнувшей рукой вытащила сигарету и прикурила от золотой зажигалки врача.
Она встала и подошла к окну. Долго молча курила. Матвей Юрьевич не мешал, только быстро что-то записывал в свой блокнот. Лера повернулась и, затушив окурок в хрустальной пепельнице, прямо взглянула в глаза врачу.
— Я вам не верю, — спокойно сказал она.
— Я это ожидал, — ответил он. — Кому вы желаете позвонить, чтобы мои слова подтвердили?
— Давайте телефон. — И Лера, взяв блестящую трубку сотового телефона из рук врача, набрала давно знакомый номер.
Натка уже выходила из отделения, когда ее окликнула медсестра:
— Наталья Эдуардовна, вас к телефону.
— Скажи, путь перезвонят домой, — крикнула Натка и открыла дверь.
— Наталья Эдуардовна, но это ваша подруга. Говорит, срочно. — Медсестра держала трубку около уха.
Руки Натки оттягивали большие сумки. Сегодня Кисловы уезжали обратно в Питер. Натка решила устроить им отходную, посему еще с утра затарилась в близлежащем «Рамсторе». Старые «Жигули» Натки подвели и уже вторую неделю стояли в сервисе. Так что приходилось тащить все на своем горбу.
— Вер, возвращаться не хочется, — настаивала Натка.
— Это Лера.
Сумки выпали из рук, и по истертому линолеуму покатились красные мячики помидор.
Натка подлетела к посту, на котором стоял телефон, и осторожно, словно боясь поломать, взяла трубку из рук медсестры.
— Лера? — выдохнула она.
— Натка, это я, — услышала она родной голос. — Слушай, говорят, я вернулась. Но мне тут такие вещи порассказали, что мне требуется их подтверждение.
Натка медлила. По этой короткой фразе она никак не могла сообразить, в себе ли подруга. Но одно то, что Лерка обращается к ней по имени, — уже прогресс. Уже четыре месяца подруга ни в какую не желала ее не то что узнавать, а даже разговаривать. Как же быть? А вдруг слова Натки навредят подруге? Пока она лихорадочно соображала, что же делать, на том конце раздался шорох, и хорошо поставленный голос Матвея Юрьевича произнес:
— Наталья, все в порядке. Вы можете говорить.
— Натка! — ворвался требовательный окрик Лерки. — Говори, черт тебя подери, иначе я опять с ума съеду.
— Лера, я сейчас приеду. — Она бросила трубку и побежала на выход.
— А сумки, доктор! — крикнула ей вслед медсестра, но Натка ее уже не слышала.
Она оказалась перед неприметной дверью закрытой клиники меньше чем через сорок минут. В большом холле ее уже поджидал Матвей. За четыре месяца они уже так сроднились, что ей казалось, будто она его знает всю жизнь.