– Читала ваши репортажи в «Ведомостях», – сказала госпожа Шварц, садясь за стол и указывая мне на стул рядом. – Очень приятно! Вы пишете удивительно точно, Владимир Алексеевич – перед глазами как будто встает все то, что вы видите сами.
«А она не глупа!» – подумал я.
– Что вас привело к нам? – спросила директриса. – Надеюсь, не эта история с афишей?
– Какая история с афишей? – неискренне удивился я, решив сыграть «дурачка».
– А! Пустое! – махнула рукой Лина Шварц. – Кто-то портит нам афиши. Как я думаю, из простой злости или зависти.
«Она точно не глупа и хорошо владеет собой, – подумал я. – Прекрасно делает вид, будто дело и вправду пустое».
– Насчет ваших афиш я не знаю, но хочу написать большой репортаж о новогоднем представлении. Все-таки на носу двадцатый век – новое столетие. А цирк сейчас – сочетание последней технической мысли и древнего искусства. Я слышал, вы готовите что-то невообразимое на Новый год?
Директриса кивнула.
– Да. Это правда. Скрывать не буду – на Новый год у нас готовится специальная феерия – «Путешествие в будущее». И я готова разрешить вам посещение репетиций, но только с одним условием – я бы не хотела, чтобы вы раскрывали подробности представления до того, как оно состоится.
– Ни в коем случае, – заверил я.
– Прекрасно! Хотя, если честно, сейчас нам предстоит еще рождественское представление. Ничего особенного – программа ординарная, просто много цветов и шампанского в нашем ресторане.
– Да, – кивнул я, – в последнее время Рождество справляют в Москве уже не так пышно как раньше.
– Ничего странного. У всех проблемы с финансами. Все стало очень дорого, – вздохнула госпожа Шварц. – Две феерии с разрывом всего в неделю – это слишком. Мы решили все силы бросить на Новый год, а на Рождестве, если честно, экономим. Только вы этого, пожалуйста, не пишите, – добавила она.
– Конечно, – согласился я, – еще вопрос…
В этот момент дверь кабинета распахнулась, и без стука вошел огромного роста дородный человек с пышными усами. Увидев меня, он остановился.
– Э-э-э… – промолвила Лина Шварц. – Альберт? Что-то случилось? Почему ты пришел?
– Простите… – пророкотал вошедший гулким низким голосом, глядя на меня. – Мы не знакомы?
– Это Владимир Алексеевич Гиляровский, – пролепетала госпожа Шварц. – А это – мой муж, Альберт Иванович.
– Саламонский, – сказал пышноусый мужчина, протягивая мне руку.
Я и сам не маленького роста и могу пальцами согнуть пятак. Но и ладонь Саламонского была размером с лопату. Рукопожатие было нарочито крепким, как будто Альберт Иванович проверял меня на крепость. По-видимому, оставшись довольным этим испытанием, Саламонский как будто смахнул жену с кресла и сел за стол. Она же примостилась в кресле в углу.
Хозяин цирка несколько секунд напряженно сидел, вглядываясь в стол, а потом повернулся к жене:
– Линуся, я хотел с тобой поговорить.
– Хорошо, Альберт, – ответила она из кресла. – Думаю, мы с Владимиром Алексеевичем уже закончили.
– Да, – сказал я, не садясь на стул. – Благодарю вас за содействие.
– Какое содействие? – прищурился Саламонский.
– Владимир Алексеевич хочет написать о новогоднем представлении. Мы договорились, что он будет приходить в цирк и следить за репетициями.
Саламонский круто развернулся к жене.
– А стоит ли? Особенно сейчас…
– Альберт! – госпожа Шварц прервала мужа.
– А что? – вскипел Саламонский. – Весь цирк об этом говорит! Если ты думаешь… Нет, положительно, я не могу дать разрешения на присутствие посторонних.
– Кхм, – прокашлялся я, – если начистоту…
Супруги повернулись ко мне. В глазах Лины Шварц я увидел тревогу.
– Если говорить начистоту, то я уже знаю, о чем вы. Да. Я слышал про историю со «смертельными номерами» пять лет назад.
– Так-так… – прорычал Саламонский, – значит вот какова ваша цель – пробраться в мой цирк как бы для написания репортажа о новогоднем представлении, а самому начать тут вынюхивать!
Я сделал шаг к его столу, оперся на него кулаками и пристально посмотрел в глаза Альберта Ивановича.
– Нет! – твердо ответил я. – Я не собирался писать о «смертельных номерах». Во всяком случае, до сего момента. Но чем дальше мы разговариваем, тем больше мне нравится эта мысль.
– Шантажировать меня вздумал? Ради своей мерзкой статейки? Меня – Саламонского?! – Лицо бывшего директора покраснело от злости. Он откинулся на спинке кресла и положил кулаки на столешницу. Большие кулаки. Да мне было уже все равно – и не с такими справлялись!
– Альберт! – подала голос Лина. Но он даже не оглянулся на жену, глядя прямо мне в глаза.
– Шантажировать? – усмехнулся я, не отводя взгляда. – Да зачем мне тебя шантажировать? Ты за кого меня принимаешь? Я – Гиляровский! Я, если надо, любую информацию найду – за ушко возьму и в газету вытащу. Мне и разрешения твоего не надо. Да я и в цирк могу не заходить – уже завтра все узнаю. Твои же артисты мне и расскажут! Сами придут. Надо мне тебя шантажировать!
Вдруг выражение лица Саламонского изменилось. Он глубоко втянул носом воздух и задумался.
– Садись, – махнул директор рукой в направлении стула, – чего мы тут лаемся, как шавки. Поговорим.
Я сел, сердито закинув ногу на ногу.
После короткого молчания Саламонский сказал:
– Вы меня простите за это. Нервы. Вот, кидаюсь на всех как бешеный. Лина, достань бутылочку «Курвуазье». Выпьем за знакомство…
Разливая коньяк по простым стопкам, Саламонский как бы между прочим бросил:
– Вот, прямо из Жарнака прислали. Ну…
Мы чокнулись и выпили – без фанаберий, сразу.
– Ты, Владимир Алексеевич, прости. Я вижу – ты человек сильный. Меня не боишься. Меня даже тигры боятся. А ты – молодец. Воевал?
– На Балканах, – ответил я.
– Герой. Значит, так. Если тебе что надо – пиши. Хочешь про новогоднее – пожалуйста. Хочешь про афишки эти чертовы – пиши. Только я тебя попрошу. Прежде чем тискать эти свои писания, поговори со мной, а? Мы с тобой сядем, достанем еще бутылочку, покалякаем… Я с тобой все по-честному буду обсуждать. Но и ты входи в мое положение, прежде чем…
– Тискать? – спросил я. – Свои писания?
– Точно! Я больше ничего не прошу. Вот прямо сейчас дам распоряжение, чтобы тебя всюду пускали и все тебе помощь оказывали. Но и ты учти это, когда… это… тискать там будешь.
– Хорошо, – рассмеялся я и пожал его руку – уже без соревнования в силе, а просто – крепко и дружески.
– Я бы сам тебе все тут показал, – пророкотал Саламонский, закуривая сигару, – но мне надо с Линой кое о чем поговорить. Через полчаса освобожусь – можем и продолжить.