– Ты роешь нам могилу.
– Я спас нас, Ликос. Я сделал то, на что у тебя кишка была тонка.
Второй – Ликос встретился с Изидой взглядом и застыл, будто узнав ее.
Человек в маске, раздающий номера, дал знак подойти следующему в очереди, а Изиде сказал:
– Двигайся, двадцать девять триста восемьдесят три.
Изида зашаркала вперед, присоединившись к стоявшей впереди группе, но Ликос, остановив ее, отвел к человеку, с которым спорил.
– Вот о чем я говорю, – сказал он, указав на Изиду. – Ты знаешь, кто это?
– Конечно. Заложница. Какой у тебя номер, заложница?
Изида открыла было рот, но Ликос перебил ее:
– Не отвечайте. Ее зовут доктор Тритея Изида. Она эволюционный генетик…
– Уж извини, среди моих знакомых не так много эволюционных генетиков… – поднял ладони оппонент Ликоса.
– Она создала генную терапию, которая даст нашим людям возможность делать все то же, что умеют интеллектуалы.
Вождь повстанцев промолчал, и Ликос продолжал:
– Завтра она представляет результаты своих исследований перед полным Форумом, во всяком случае планировала, пока мы не взяли ее в заложники. Она была сторонницей нашего дела. – Ликос пристально взглянул на нее. – Надеюсь, будет и дальше и примет наши извинения за варварские методы некоторых из членов нашего движения. – Он замолчал, ожидая ее ответа.
– Я… да. Принимаю.
– Теперь мы вас отпустим, – продолжал Ликос. – И надеюсь, вы все-таки произнесете эту речь завтра.
– Непременно, – кивнула Изида.
Ликос повел ее прочь.
– Если только ее послушают после того, что мы тут натворили! – крикнул им вслед другой.
Ликос повел ее по коридорам, не заговаривая с часовыми, а просто кивая им и проходя мимо. Когда они остались перед зданием один на один, миновав последний пост, он сказал:
– Я искренне сожалею о случившемся с вами. Мы выпустили ситуацию из-под контроля. Пожалуйста, передайте это, будете ли вы читать свой доклад или нет. Что-то надо делать. Эти методы характерны лишь для ничтожного меньшинства из нашей массы. Мы готовы идти на любые жертвы, которые придется понести.
* * *
Совет уже пребывал в полнейшей панике, и это весьма порадовало Ареса. Только этого он от них и хотел.
Говорила Номос, и Арес уселся во главе стола, по большей части пропуская ее слова мимо ушей.
– Революционеры просто вытерли ноги об эти ваши войска.
– Они не способны сражаться, – подхватил другой член Совета.
– Совершенно верно, – ответил Арес, вставая.
– И каково же ваше решение, генерал? – спросила одна из женщин.
– Услышите об этом завтра на Форуме.
Еще один член Совета грохнул кулаком о стол для совещаний:
– Я хочу слышать это сейчас! До завтра мы можем и не дожить. Рассмотрим все варианты, дамы и господа. Не можем ли мы создать патоген, выборочно воздействующий только на рабочих? Обойтись малой кровью и велеть стражам бомбардировать оккупированные зоны?
В комнате поднялся гам, и Арес тихонько выскользнул за дверь. Как ни странно, уверенность, что сражение неминуемо, подействовала на него лучше всякого снотворного.
Назавтра на Форуме Арес сидел в председательской ложе, молча глядя, как оратор за оратором поднимаются на центральный подиум и кричат свои воззвания трем тысячам зрителей в аудитории и еще десяткам миллиардов по всему миру. О таком моменте мечтает каждый политик – ситуация, которая скажется на грядущих поколениях. Одно голосование, гарантирующее, что их запомнят, что их ничтожные имена и лица внесут в исторические летописи и обессмертят. Они пихались локтями, чтобы оказаться в лучах прожекторов, чуть ли не спотыкались друг о друга, обеими руками цепляясь за каждую секунду славы. Половину времени потратили на споры о самом времени – сколько осталось у текущего оратора, сколько хватил лишку предыдущий и сколько выделяется нынешнему переливателю из пустого в порожнее. Это зрелище не оставляло никаких сомнений по тому поводу, отчего распалось согласие.
Но экстренность ситуации возбудила внимание всех сторон и вдохновила уйму радикальных решений.
Дебаты бушевали весь день, а Арес все хранил молчание. Ему хотелось представить свое решение последним. Это будет окончательное решение.
На открытии вечерней сессии на трибуну поднялась какая-то ученая. Ее выступление было запланировано на более ранний час, но она не явилась. Совет списал ее в число множества поборников рабочих, пошедших на попятный в свете вчерашней эскалации насилия, но ученая – Изида – очевидно, передумала. Несколько представителей уступили ей свое время, и она использовала это время на описание глобального исследовательского проекта, секвенировавшего геном каждого атланта. Изида подробно изложила, как изолировала гены, управляющие эволюцией, поставившей вид атлантов особняком от геномов прочих гоминидов, собранных экспедиционным флотом самого Ареса в период, прозванным эпохой освоения, предшествовавший гибели их первой родины.
Изида утверждала, что этим фундаментальным геномом Атлантиды можно манипулировать, чтобы привести всех атлантов к состоянию когнитивного равенства. Ее предложение сводилось к простой генной терапии, и, к смятению Ареса, представители на Форуме начали объединяться вокруг него.
Встав, генерал подошел к пюпитру в своей ложе.
Все остальные голоса стихли, и на его микрофоне загорелся зеленый огонек. Ощущение было такое, будто и огни вокруг померкли, что остались только он да Изида, стоящая внизу на сцене. Огромный экран у нее за спиной заполняло изображение ДНК, и его вид помог Аресу укрепиться духом, убедив в собственной правоте.
– То, что вы описываете, будет катастрофой, – возгласил он. – Аномалией. Нам известен только один мир, одна раса, отважившаяся на подобное предприятие. И остался от них лишь громадный змей, стремящийся обвиться вокруг Вселенной и удушить каждую человеческую жизнь до смерти.
– Мы можем это контролировать. Мы говорим лишь о незначительной модификации, – возразила Изида.
– А что потом? Даже если вы добьетесь успеха, всегда найдется кто-то, кто окажется умнее других. Всегда кто-то будет быстрее других. Кто-то привлекательнее окружающих. Кому же из них откажете вы в генетическом равенстве? Кто будет это решать? Кто примет окончательное решение, не являюсь ли я генетически неполноценным и не нуждаюсь ли в коррекции? Быть может, пробудившись еще через десять тысяч лет, я буду нуждаться в обновлении, но захочу остаться таким же, какой есть. И каковы же мои генетические права?
– Мое решение строится на добровольной основе.
Аудитория взорвалась, и Арес улыбнулся. Он загнал ее в угол. Эти люди хотят радикального решения раз и навсегда. А добровольность решения кажется некоторым вроде подфутболивания консервной банки на дороге, просто оттягивающей неизбежное.