– Похоже на правду, – согласился Арапов, все это время с интересом следивший за рассуждениями Андрея.
– Убийца был хорошо знаком с убитым.
– Почему ты так решил?
– В противном случае его бы не пустили в квартиру. А если бы убийца представился работником ЖЭКа или какой-то другой службы, убитый не пустил бы его дальше коридора, и, значит, он не сидел бы в кресле, а лежал бы на полу.
– А если его убили в коридоре и перенесли труп в кресло?
– Где следы волочения, капли крови на ковре? Кровь, по данным экспертизы, только на одежде убитого и на кресле.
– Разумно. Вывод?
– Надо искать убийцу среди знакомых убитого Тищенко. И еще: почему исчез только перстень? Убийца наверняка знал о нем, видел или предполагал, где убийца его хранил, иначе бы он перерыл все вещи в его поисках. Перстень должен стоить очень дорого, скорее всего – это фамильная ценность. Или с ним связана какая-то тайна.
– Ну, насчет тайны – уже лишнее. Книжек в юности начитались? Насчет старинного и дорогого перстня – принимается как версия. То, что убийца из круга знакомых убитого, – тоже. В логике вам, молодой человек, не откажешь. А вот ответьте мне на такой вопрос – почему уголовники оперативников мусором называют?
Вопрос был неожиданным, и Андрей почесал затылок:
– Наверное, чтобы задеть, обидеть. Мусор – это ведь что-то ненужное, хлам.
– Логично, но неверно. До революции предтеча нашего нынешнего учреждения называлась Московский уголовный сыск, или МУС. Отсюда, от этой аббревиатуры, – мусор.
– Понятно. – Андрей слегка растерялся. Надо же, сколько работал, а не знал.
– Уголовный розыск не вчера появился и основан не Декретом от пятого октября тысяча девятьсот восемнадцатого года, а намного раньше, еще при царях, – продолжил сыщик. – Раньше говаривали: «Сыск есть ремесло окаянное, для занятия сим тяжким и скорбным делом потребны люди здоровьем крепкие, духом твердые, нравом лихие, но зла не творящие».
– Верно подмечено, в самую точку.
– Так не дураки были.
В кабинет, едва стукнув, вошел мужчина, поздоровался и положил на стол Арапову бумаги. Как-то остро, пронизывающе он посмотрел на Андрея и вышел.
– Это кто?
– Познакомишься еще. Володя Иванов, тоже фронтовик. Сразу после войны пришел. В розыске совсем зеленый был, а теперь опыта набрался, не хуже иных прочих служит.
– Я уж думал – начальник.
– Ты что же, Александра Михайловича Урусова никогда не видел?
– Не приходилось.
– Генерала надо знать в лицо. Заболтались мы с тобой, а надо дело делать. Сходи к экспертам – они должны сказать, не был ли «засвечен» этот пистолет еще где-нибудь. Пулю судмедэксперт им передал еще три дня назад.
Андрей спросил, где находятся эксперты, и пошел.
Здание МУРа было старой постройки, еще купец какой-то строил. Потолки были высокими, с лепниной.
МУР имел несколько отделов, и Андрей попал во Второй, прозываемый Убойным. Был еще Шестой – по борьбе с бандитизмом, Третий – по кражам, Седьмой – наружное наблюдение, а проще, слежка. При царе в нем работали люди, которых называли филерами. Было еще управление «А» – по работе с агентурой. Всех отделов Андрей еще не знал.
Эксперты-баллистики, исследовав пулю из тела убитого, дали отрицательное заключение – ранее пистолет ни в каких преступлениях замечен не был. Ну что же, отрицательный результат – тоже результат.
Он вернулся в кабинет и положил заключение на стол Арапову.
– Я другого не ожидал, – прочитав заключение, сказал Арапов. Он не спеша пробил дыроколом заключение и подшил его в дело.
– Вот что: в деле есть адрес прислуги. Она убиралась у Тищенко, готовила для него в течение десяти лет и хорошо знает распорядок его дня, а также многих знакомых Тищенко. Ее уже допрашивали, протокол в деле есть. Сходи еще раз, побеседуй, может быть – еще кого-нибудь вспомнит. Нам каждая фамилия, любая зацепка важна. Результат вечером мне на стол.
– Понял.
Андрей выписал себе на бумагу фамилии всех, кого назвала женщина.
Жила она недалеко от квартиры убитого, на улице Обуха – туда он и направился.
Дверь открыла пожилая женщина.
– Здравствуйте, я из милиции. Мне бы Фросю Аверину.
– Я Фрося.
– Можно с вами поговорить?
– Меня допрашивали уже.
– Я ненадолго, только уточнить некоторые детали.
Но расспрашивал ее Андрей долго, и две новые фамилии все-таки всплыли. Он был дотошен: как выглядели, в чем были одеты, о чем говорили – все записывал. Потом стал интересоваться пистолетом.
– Не видела его никогда в квартире, – твердо заявила Фрося. – Я ведь и убирала, и полы мыла, и стирала – знаю, где каждая вещь лежит. Жалко-то как, такой хороший человек был! – Фрося утерла уголком фартука глаза.
– А перстень как выглядел?
– Перстень, как перстень: золотой, массивный, камешек прозрачный; но блестел – особенно под солнцем. Я иногда любовалась им.
– У вас были свои ключи от квартиры?
– А как же? Николай Павлович мог уйти спозаранку, а убираться-то надо, обед готовить.
– А еще у кого-нибудь могли быть ключи?
– Не думаю. Родни у него не было, по крайней мере, он о ней никогда не говорил. Да я и не расспрашивала. И не приходил никто из родни, только знакомые и друзья.
В своем разговоре с Фросей Андрей заходил то с одной стороны, то с другой, задавал самые разнообразные вопросы. В протоколах все было передано коротко, официально и сухим языком, они не давали цельного представления об убитом. А ведь человек с кем-то общался, у него были какие-то интересы.
Уже перед уходом Андрей спросил:
– А в последнее время вы каких-нибудь разговоров с непонятными словами не слышали?
Фрося ответила сразу:
– Дня за три-четыре до… – она не договорила, но и так было понятно, что речь шла об убийстве, – к нему приходил один мужчина – благообразный такой, с бородкой, в шляпе, в серо-голубом габардиновом плаще. Мне в кухне почти все слышно было. Так вот, словечко непонятное прозвучало. Дай бог памяти – сейчас вспомню… А, диамант. И фамилию называл… Точно, Фторов.
Такой фамилии в протоколе не было.
– Фторов, вы ничего не перепутали?
– Нет, у меня сосед снизу Фторов, пьяница и забулдыга, никчемный человек.
– Спасибо, вы нам помогли.
Как было велено, Андрей возвратился на Петровку. Время уже было позднее, девятнадцать часов, но Арапов был на месте. Семьи у него нет, что ли?
Перед сыщиком лежал лист бумаги, где были выписаны фамилии и стояли стрелочки.