Нет, не мог бы. Его пугала чужая уязвимость. Он равнялся на самых сильных людей, каких мог найти, и держался подальше от прочих. Его сотрудники в счет не шли, верно? Не его вина, что они спрятались под его крылом. Может быть, он и не заботился о котятах, но и не выбрасывал их пинком на дорогу, под колеса машин.
Странная смесь силы и беззащитности, которую он видел у Джейми, ужасала его и вместе с тем неодолимо притягивала. Ему хотелось заботиться о ней, но она ничуть не походила на котенка. Ее личность была очень сильной, однако она все-таки раскрыла свои бронированные ворота и впустила его туда, где он мог натворить ужасных дел. Сумеет ли он оправдать такую высокую оценку, какую она дала ему? Не станет ли это невероятным чудом?
– Ты такой решительный и дисциплинированный, ты никому и ничему не позволяешь остановить тебя.
Да, невыносимо подумать, какой была бы его жизнь, если бы он позволял разным неблагоприятным обстоятельствам встать у себя на пути. Он двинулся вниз, дразня и лаская ее живот языком, губами, покусывая его, царапая колючими щеками. Все это время он брился не слишком тщательно, так что хорошо, что ей нравилась колючая щетина.
– Ты такой чудесный – не сомневаюсь, что от тебя были без ума все женщины, с которыми ты встречался.
Он приподнял голову и загадочно посмотрел на нее.
– Пожалуй, ты меня идеализируешь.
– Вовсе нет, – ответила она с удивлением и легкой обидой. – Я вовсе не идеализирую тебя.
Что ж, никто не обвинит его в том, что он не пытался ее образумить. Но тут он предпочел не настаивать на своей правоте и вернулся к прежнему занятию – стал прокладывать и дальше дорожку по ее животу.
– Еще я люблю… Доминик, что ты делаешь? – Она снова запустила пальцы в его волосы, пытаясь его остановить. – Не надо…
– Тс-с-с. Тс-с-с. Я люблю смотреть, как ты краснеешь. Господи, у тебя всюду веснушки, – воскликнул он, пьянея от удовольствия. Он покрывал поцелуями ее лобок, бедра и то, что находилось между ними, а ее тело делалось все более мягким, беззащитным…
Он сорвал с них одеяло и швырнул его на пол, чтобы на нее пролился из окна яркий весенний свет. И это было самое прекрасное зрелище, какое он только видел. Ее тело на белой простыне, сказочная пыль бледно-золотых веснушек там, где ее кожа редко видела солнце. Она немного поправилась и уже не такая худенькая, с триумфом подумал он. Две недели, проведенные в его салоне, округлили ее, смягчили линии ее плеч и бедер, а прогулки по Парижу и тренировки в спортзале возвращали ей силу.
Опираясь на локти, он приподнял голову и долго смотрел на нее. Под его взглядом она заливалась краской, медленно, постепенно, все гуще и гуще, и от этого сделались ярче все ее веснушки, с головы до пальцев ног. Она ерзала, ей было неловко, но он перехитрил ее: занавес был открыт, одеяло валялось на полу, и всю ее освещали веселые солнечные лучи.
– Как мог кто-то не любить тебя? – с удивлением спросил он. Потом наклонил голову и лизнул ее прямо в самую сокровенную щель, после чего нащупал языком и стал ласкать ее клитор.
Она закричала и вцепилась руками в его шевелюру.
– Домммм… – Она не имела сил произнести его имя и лишь пыталась высвободиться из его рук, шевеля бедрами.
– Тс-с-с. – Он подхватил ее под ягодицы и крепко держал, наслаждаясь своей властью, а его язык делал свое дело. – Тебе это нравится. Тс-с-с. А мне нравится смотреть, как ты краснеешь.
– Нет. Пожалуйста, не надо. – Она была густо-красная от смущения и закрыла лицо руками, но, несмотря на это, стонала от удовольствия. Чуть ниже правого локтя на фоне золотистых веснушек ярко белел извилистый шрам.
– Конечно, я не стану делать то, что тебе не нравится, – заверил он ее и несильно подул на ее клитор, глядя, как в потоке воздуха зашевелились кудрявые волоски. В его глазах заиграла еле заметная улыбка; он подул на ее живот, и все ее тело забилось в его объятьях. – Ты мне скажешь, если тебе что-то не будет нравиться?
– Я… нет… – Она укусила себя за руку, когда он потерся колючей щекой о ее бедро, а ее пальцы беспомощно хватали воздух. – Домммм… – Из ее груди вырвался стон страсти.
– Давай, – успокоил он ее, больше не касаясь ее и давая ей время собраться с силами. – Что ты не хочешь, чтобы я делал? Скажи мне. Но ведь не это, да? – Он снова лизнул ее, медленно и нежно. Она затрепетала всем телом и сжала бедрами его плечи. Ему пришлось убрать руки с ягодиц и развести руками ей бедра. Он прижал ее к кровати. – Нет, не может быть. Неужели ты не хочешь этого? – Она пыталась выгнуться, а он удерживал. Тогда она выгнула спину и в отчаянии запрокинула голову. – Тоже нет? А так?
Она лишь стонала и часто дышала, дрожа всем телом.
Он рассмеялся от радости и триумфа.
– Ты вся покраснела. Вся, малышка моя! – И он снова приник к ней губами и громко рассмеялся, когда она, крича, забилась в оргазме.
Потом Джейми села на него, вставила его в себя, велела лечь на нее и принимала каждый из его резких ударов словно изысканную, интимную ласку. Ее душа едва не обуглилась от смущения, но все-таки он был очень и очень хорош.
Ей нравилось даже то, как после всего он тихонько смеялся, словно был очень, очень счастлив. Она положила голову ему на плечо, а он лениво гладил ее по спине. Еще ей нравилось, что он чувствовал себя победителем, когда занимался с ней любовью.
Она забыла сказать ему, как любит его руки. Поэтому схватила ту, которая ее гладила, поднесла к лицу, прижала к щеке, покрыла поцелуями. Потом ненадолго заснула.
Проснулась она от осторожных движений Доминика и шороха грубой ткани. Должно быть, не вылезая из-под нее, он подцепил ногой джинсы, потому что теперь они лежали на кровати, а он держал в руке мобильный телефон и набивал какой-то текст. Она сонно заморгала, а затем с интересом принялась разглядывать книги, заполнившие целую стену, ряд за рядом, в основном скромные белые книжки издательства «Галлимар», в мягкой обложке, классика прозы и поэзии. Она пошевелилась, пытаясь разобрать названия.
– Прости, – сказал он, когда увидел, что разбудил ее. – Я просто сообщил своим, что сегодня не приду.
Он положил телефон на книгу, лежавшую на ночном столике, и стал ласково гладить Джейми, явно занятый своими мыслями. Потом взял ее руку со своей груди, поцеловал в ладонь и вернул на прежнее место.
Мог ли он действительно ее любить? Как вообще такое возможно? Ведь она не красавица, а ее дела, более ценные, чем красота, скорее всего остались в прошлом. Теперь она только и делала, что брала у него все, что он мог ей дать.