Мотвил поднял голову и как будто посмотрел на него. Во всяком случае, старый десятник почувствовал на себе пристальное внимание.
— Басурмане изничтожают народ карательными отрядами, которые проникают вглубь территории, чтобы напасть на мирно спящие административно-жилые городки. Могут заслать в земли заражённого наймита, и расходится по деревням и сёлам гнилое поветрие, кое вносит с собой дух прихвостня. Ещё в тех краях обитает тутенгесская вонючка. Словом, нормальному человеку в Проклятую Русь хода нет, а раз зашёл, не обессудь. Никто не уйдёт прежним.
— Как же люди с ними справляются?
— Люди там такие же. Сами гнилые и вера у них гнилая, тем и справляются. В тех краях стекло очень редко, враждующие бабы стремятся проникнуть в избу к недругу и там перебить всю стеклянную посуду, которая, как известно, течи не даёт, тем и ценна. Положительных людей нету там, оттого и называется то место Проклятая Русь. Посторонний туда заехал и поминай, как звали, не прощают там беспечности. В Проклятой Руси надо держать ухо востро и спать с открытыми глазами. Население её сплошь выродки, быстрые до причинения зла, которым душу из кого вынуть, как здрасьте сказать. Даже власти единой, крепкой, к которой вы привыкли, нет, ничего нет. Заправляют всем Когти Смерти, появившиеся во время Большого Пиндеца. Это тайное общество, о котором я ничего не знаю.
Шаман умолк, словно не хотел проболтаться.
— Отчего же случился сам Большой Пиндец? — спросил кто-то, кому хотелось продолжения.
— От алчности человеческой, — изрёк Мотвил, да так веско, что стоящие впереди ратники подались ближе, а задние вытянули шею. — Вначале люди жили на Руси все вместе. Это было огромное, издревле славное государство, над которым никогда не заходило солнце. Наши предки летали к звёздам и проникли в тайны атомного ядра. Они могли расколоть его как орех и от этого в каждом доме горел электрический свет. При желании, могли разрушить ядро так, что на земле загоралось маленькое солнце и ужасная взрывная волна сносила целый город. Таковы были наши предки. Но они осуетились в жадности своей и тягу к обретению бесполезных вещей поставили выше Бога. За то разделил Творец людей на племена и народы, и повелел им враждовать. Господу было угодно, чтобы люди вернулись к истокам и построили цивилизацию заново, только без блэкджека и шлюх. Вот они её и строят теперь триста лет, уже до индустриализации добрались, железную дорогу прокладывать начали, а Щавель им мешает.
Мотвил сходил с козырей и тем смутил дружинников. Одни потупились, другие загалдели:
— Щавель знает, что делает!
— Ты говори, да не заговаривайся.
— Басурмане Святую Русь заполонить хотят, ты и рад.
— Может, ты в Единую Россию вступил?
— Одно слово, москвич!
Впечатлённый единодушным неодобрением ратников, Мотвил не отважился перечить. Колдовским нюхом чуял, что побьют. Эти могут. Печальный опыт на капище показал, что новгородский ОМОН шутить не любит.
Дружинники разошлись от утратившего популярность шамана. Мотвил вытянулся на телеге. Про Единую Россию он уже слышал от Щавеля, здесь это было что-то вроде тяжёлого обвинения. Верховный жрец Москвы не видел ничего порочного в политическом объединении Озёрного Края и считал его годным инструментом организации власти, хотя и устаревшим. Решил выяснить у копающегося в телеге раболова. Приподнялся на локте. Шкандыбающий мимо Лузга заметил, что разговор явно оживился. С тревожащей темы перешёл на какую-то актуальную. Донеслись слова «кровь по всей галёре», «во будет головняк» и «распидарасило». Мотвил самодовольно засмеялся.
— Чё ржёшь, калечный? — гавкнул Лузга.
— Будет теперь на тюрьме по ночам потеха, — захохотал шаман. — Оборотень в погонах, которого укусил басурманин, становится судьёй!
Границу перешли в десять утра, когда солнце раскочегарилось, а стража сменилась и была готова к приёму иноземного войска.
Заночевали в селе Сытный Хвост в пяти верстах от границы. Богатое село, изобильное постоялыми дворами, жирело за счёт путников. До Владимира было 80 вёрст — самое место для каравана, чтобы остановиться и набрать сил для большого перехода. Тем, кто не мог одолеть дорогу за день, предоставлял стол и кров населённый пункт Андреево. Раболовецкий караван останавливался в нём на обед. Пока Мотвил охмурял ратников подлыми небылицами о Проклятой Руси, Щавель прошёлся по селу и обнаружил Андреево заражённым беженцами, как планету Чар зергами. Московское отребье было везде, чумазые лица выглядывали с чердачных окон и даже из погребов.
По мнению Щавеля, деревню надо было сжечь.
Сытный Хвост, напротив, беженцев не пускал. Откормленные охранники, нанятые хозяевами постоялых дворов, патрулировали улицы с дубинками наготове и безжалостно отоваривали попрошаек. Чистые торцевые мостовые, никаких ночлежбищ за околицей. В Сытном Хвосте стоял пограничный гарнизон. Здесь царили бдительность и порядок. Над каменной башней заставы реяло знамя Святой Руси. В бастионах ждали войск вероятного противника наведённые на дорогу пушки. Из амбразуры под круглой островерхой крышей высовывался ствол крупнокалиберного пулемёта.
Отметившись у командира заставы, Щавель с Литвином приняли приглашение отужинать и вернулись спать в нумера.
Возле пограничного моста через Ушну крупно повезло. Навстречу проехал длинный караван, и ждать не пришлось. Щавель, Карп и Литвин миновали двуглавых идолов Гаранта и Супергаранта, охранявших рубежи Святой Руси. Подковы гулко застучали по брёвнам настила. Низшие чины пограничной стражи великого соседа подняли полосатую жердь, и вот, красные пограничные столбы остались за спиной. Подъехали к КПП, спешились на чужую землю, зашли в избу. Начальник смены внимательно изучил подписанное рукой князя подорожное требование.
— Нас предупредили, — молодой розовощёкий жандарм цепким взглядом сличил лица посланников с портретами на удостоверениях личности и нашёл достаточное для признания сходство. — Заезжая на территорию губернии, зачехлите, пожалуйста, оружие. Двигайтесь в составе колонны, не разделяйтесь до прибытия в столицу. Добро пожаловать в Великую Русь!
Из контрольно-пропускной избы Щавель вышел с осознанием, что владения светлейшего князя Лучезавра остались за речкой, здесь он гость и порядок наводить больше не придётся. Самый воздух Великой Руси наводил на соответствующие мысли. «Да-с, подумал Щавель, — здесь тебе не тут».
Бездуховные низовые земли источали самодовольство телесного торжества. Чем дальше по тракту, тем больше замечалось отличий от владений князя Лучезавра. Обыватели ходили толстые, румяные, даже дворовые холопы у них были откормленные, лучащиеся сытостью и здоровьем. Всё чаще встречались конные разъезды жандармов, крепких, усатых, при оружии — за спиной карабин, на боку кобура с короткостволом. Было вообще ненормально много огнестрела. Другим было абсолютно всё. Казалось, немного отъехали, а какое различие в одежде! Рабы, и те отличались. Каждый носил ошейник — железную полосу с подкладкой и выбитым именем хозяина. Ошейник застёгивался сзади на миниатюрный замочек, а спереди имел приваренное кольцо, чтобы сажать на цепь. В Великой Руси не клеймили. Ошейник нагляднее ожога на лбу отличал имущество от человека и виден был издалека.