– А ему стрелок не нужен? Я с удовольствием разрядил бы наган в эти холеные царские рожи.
– Это ты у него спроси. Не понимаю, зачем тебе брать на душу еще и грех цареубийцы?
– Леня, на мне столько крови, что одним грехом больше или меньше не играет никакой роли.
– В общем, я передал тебе распоряжение Голощекина. Сменишь караул завтра в четыре пополудни. Дальше исполняешь приказы Юровского. Если в отряде есть ненадежные люди, то лучше сегодня же отправить их в другие подразделения.
– У меня все надежные.
– Ты им до поры до времени о задании ничего не говори. О решении Уралсовета твои люди вообще не должны знать. Ладно, все. Занимайся отрядом.
– Угу. Не волнуйся, товарищ, завтра в четыре часа мы будем в доме Ипатьева.
Голощекин позаботился и о похоронной команде, составленной из надежных большевиков. Им выделили грузовой автомобиль, запасы бензина и кислоты, чтобы уничтожить трупы. Было определено место, где это произойдет.
К утру 16 июля все приготовления к расстрелу были закончены. Осталось привести приговор в исполнение.
Разведывательную группу белых большевики так и не нашли. Они посчитали, что после гибели Белого она ушла подальше от Екатеринбурга. О самопожертвовании комиссары и не думали. Это понятие было чуждо им.
В 16 часов к Ипатьевскому дому прибыл отряд Волкова. Он сменил прежний караул.
– Товарищ Волков, вам известно, почему заменен караул? – спросил Юровский.
– Так точно!
– А бойцам?
– Нет, мне было строго запрещено вводить их в курс дела.
– Хорошо, выставляйте посты, схема в комнате дежурного.
– Слушаюсь. Один вопрос, если позволите.
– Да.
– Разрешите мне войти в расстрельную команду.
Юровский не без удивления посмотрел на Волкова:
– Чем, интересно, вызвана данная просьба?
– Слишком много пришлось пережить благодаря царскому режиму. Вернуть бы должок, чтобы на душе спокойней стало.
– И войти в историю, так?
– Не без этого.
– Хорошо, я не против. Когда надо будет, я сообщу.
Отряд Волкова занял посты, сам Федор – место дежурного.
Вечером Юровский со своим заместителем Никулиным и Медведевым, присланным из ЧК, начал составлять конкретный план убийства. Никулин предложил зарезать всех в кроватях либо закидать комнаты гранатами, а потом добить выживших.
Юровский отверг данное предложение:
– Это не подходит, особенно с гранатами. Грохот ночью будет слышен слишком далеко. А нам шум не нужен. Проведем расстрел в полуподвальной комнате. Для этого ее необходимо освободить от мебели, но это уже мелочь.
– А как, интересно, вы объясните Романовым и их слугам необходимость перехода в подвал среди ночи? Рассчитываете, что они все как бараны послушно пойдут на бойню? Николай и его жена прекрасно поймут, для чего их просят спуститься вниз, и поднимут еще больший шум.
– Это я беру на себя.
– Ну раз так, хорошо.
– У нас одиннадцать стрелков, включая вас, товарищ Медведев. Плюс Федор Волков, изъявивший желание участвовать в деле. Этого более чем достаточно. В полночь должна подъехать похоронная команда во главе с товарищем Ермаковым. Тогда и начнем. – Юровский повернулся к Никулину. – А сейчас, Григорий, возьми пару бойцов охраны и займись подготовкой комнаты.
Поручик Беркутов внимательно следил за тем, что происходило у дома Ипатьева.
К нему подошел Горин.
– Ну что там, ваше благородие?
– Непонятные движения, Авдей Гаврилович. В четыре часа сменился караул, позже к дому подъехало трое комиссаров. Не нравится мне все это.
– Готовятся к эвакуации семьи в Москву?
– Сегодня? Шестнадцатого числа?
– Может, дату отъезда изменили?
– Надо бы сообщить об этом Покровскому.
– Рано. Если большевики решили вывезти царскую семью сегодня, то на станцию ее отправят ночью. У меня полгорода в знакомых. Есть мужики и с железной дороги. Пойду-ка я пройдусь до вокзала. Если комиссары готовят ночную эвакуацию, то специальный поезд уже должен стоять где-нибудь на путях.
– Хорошо, Авдей Гаврилович.
Старый казак ушел в седьмом часу, вернулся в половине девятого.
– Ну и что? – спросил Беркутов.
– Нет ни паровозов, ни состава. А у вас что?
– Все по-прежнему. Впрочем, суета вроде успокоилась. Часовой на месте, ворота закрыты, в доме как обычно.
– Комиссары уехали?
– Нет, они в доме.
– Да мало ли для чего они там собрались? Может, в карты перекинуться или водки попить.
– В доме особого назначения?
– А что? Гораздо удобнее и безопаснее, нежели в совете.
– Не могли засесть у кого-нибудь на квартире?
– В связи с раскрывшейся попыткой прорыва отряда и с тем, что разведгруппу так и не нашли, в городе введено чрезвычайное положение. Значит, всем надо быть на службе. Вот комиссары и сидят в доме Ипатьева.
– Ох, Авдей Гаврилович, чего-то мы не понимаем. Беспокойно на сердце.
– Давайте-ка я ужин сделаю.
– Для меня не надо, Авдей Гаврилович. Мне, если можно, чаю покрепче.
– Чаю так чаю. – Старик ушел на кухню.
Время тянулось медленно, наступили сумерки. Затем город постепенно накрыла темнота.
В час ночи в дом Ипатьева приехал военный комиссар Голощекин. Беркутов видел это и сильно встревожился. Но что он мог сделать? У него приказ наблюдать.
В голове мелькнула мысль поехать на хутор, но поручик отбросил ее. Что это даст? Ничего. Даже если Покровский решится на прорыв к дому, то это приведет к гибели группы еще на окраинах города.
Беркутов промокнул слезящиеся глаза платком и продолжил смотреть на дом Ипатьева.
Голощекин вызвал Юровского на улицу.
– Вот и вы, товарищ Филипп. А я пытался дозвониться до вас, – сказал тот, выйдя из ворот.
– В чем дело, Яков?
– А вы не видите? Где машина с похоронной командой Ермакова?
– Что, ее еще не было? Черт бы побрал этого Ермакова.
В половине второго вдали заурчал мотор, и вскоре к дому подкатил грузовик.
Ермаков выпрыгнул из кабины. От него крепко несло алкоголем. Он назвал пароль.
Юровский махнул рукой и приказал:
– Загоняйте машину во двор и не выключайте мотор.
– Так вы еще не того? – спросил Ермаков.