Ксения и ее близкие в целости и сохранности добрались до родителей Машиного мужа. Пробыв у них месяц, Ксения решила вернуться в Париж, чтобы навести справки о младшем брате.
После лета и осени массового бегства наступила зима, такая жестокая, какой не было давно. Холод стоял лютый. Под покровом снега Париж лежал в мертвой тишине. Время от времени в Люксембургском саду под тяжестью льда ломалась ветка со звуком, напоминающим ружейный выстрел в оккупированном городе. С раннего утра перед продуктовыми магазинами выстраивались очереди. Угля не хватало. Люди мерзли в своих квартирах. Старики, следуя советам писательницы Габриель Колетт, не покидали постелей, для тепла засовывая под одежду газетные листы. Работающие вынуждены были приспосабливаться к немецкому времени, выходя из домов в холодную темноту.
Поздним утром Ксения шла к станции метро. Так же, как все, она мерзла дома, но все равно не могла отказать себе в наслаждении подышать свежим воздухом, получая удовольствие каждый раз, когда выходила на улицу.
Проходя мимо гостиницы «Лютеция», она отвернулась, чтобы не видеть развевающийся на ветру флаг со свастикой. За несколько месяцев она приучила себя не замечать грязно-зеленую униформу вражеских военных, смотря, словно через стекло, на желтые дорожные указатели на немецком языке и вражеские афиши. Так же поступали остальные парижане, смотревшие на оккупантов как на пустое место.
В назначенный час Ксения прибыла на улицу Фабург-Сент-Оноре, 102, и уверенным шагом переступила порог главной конторы швейного синдиката. В коридорах ясно ощущалась нервозность. Секретарши в шалях и митенках носились по лестницам, не обращая на нее никакого внимания. Она узнала раздававшийся через открытые двери голос генерального секретаря синдиката Даниеля Горина, который громко отвечал по телефону. Ксении не терпелось узнать, чего хотел от нее Люсьен Лелонг, послав записку с просьбой зайти к нему для разговора.
Этого знаменитого кутюрье она знала более десяти лет, познакомившись с ним в бытность молодой сотрудницей Жака Ривьера, когда ее фотографии украшали страницы самых шикарных модных журналов. Он был заворожен ее личностью, не без зависти слыша шепот Ривьера: «Это моя самая главная муза». Несколько лет назад Лелонг взял к себе Машу манекенщицей, она продолжала работать на него и после начала войны.
— Моя дорогая Ксения, как я счастлив снова вас видеть! — воскликнул он, как только женщина появилась в его кабинете. — Входите, прошу вас! Извините меня за весь этот беспорядок, но я прямо не знаю, за что хвататься.
Поцеловав ее руку, он помог Ксении снять меховое манто и набросить его на плечи. Маленький электрический радиатор излучал слабое тепло. Ксения пригладила рукой бордовую велюровую юбку и села на стул. Лелонг выглядел неважно: лицо осунувшееся, взгляд тусклый. Он казался истощенным и озабоченным.
— Что-то не так, Люсьен? — спросила она, испуганная его молчанием.
Он вздохнул и развел руки, выражая полное бессилие.
— В августе ко мне приходили представители немецкой администрации. Они хотят внедрить французское искусство высокой моды в предприятия Вены и Берлина. Хотят заставить нас переехать.
— Как это? — воскликнула Ксения, не понимая. — Но это нелепо. Что вы им ответили?
Он поднял глаза к потолку, словно припоминая свои слова.
— «Вы можете сколько угодно применять силу, но высокую парижскую моду нельзя переместить, ни всю сразу, ни отдельными элементами. Или она будет в Париже, или ее не будет нигде».
— Не думаю, что им было приятно слышать ваш ответ, — улыбнулась Ксения.
Худощавый, хрупкий на вид, пятидесятилетний Люсьен Лелонг славно сражался на фронте во время Первой мировой войны. Награжденный военным крестом и орденом Почетного легиона, он никогда не обольщался успехами немцев, но был достаточно умен, чтобы не лезть на рожон.
— Мы во что бы то ни стало должны спасти традиции французского кутюра, — сказал он с серьезным видом. — Он кормит хлебом более двадцати тысяч работниц и еще пятьсот служащих. И это не считая самой текстильной промышленности. Вы знаете, что у нас есть такие таланты, равных которым нет в мире. Вышивальщицы, дизайнеры… Перечислять можно долго. Немцы хотят присвоить себе секреты нашего уникального мастерства. Наша обязанность — сохранить французские традиции, которые не только гарантируют зарплату тысячам людей, но и обеспечивают приток валютных ценностей в страну при экспорте изделий. Немцы потребовали, чтобы я приехал в Германию и объяснил им все, — заключил он. — Ксения, вы должны ехать со мной в Берлин.
По телу Ксении пробежала дрожь. Вновь оказаться в Берлине, в самом сердце вражеского логова, с одной стороны, было неприятно и мерзко, но с другой — у нее появлялась возможность увидеть Макса. Как он там? Что думает об этой войне, которая залила всю Европу кровью? Может, его жизнь тоже в опасности? Она не слышала о нем ничего с тех пор, как началась война.
— Я понимаю вашу точку зрения, Люсьен. Вы яркий и смелый человек, но не это меня сейчас удивляет. Я не знаю, какую пользу вы можете извлечь из моего присутствия.
— Министерство поручило мне наладить обмен опытом с Германией. Мне удалось добиться согласия, которое увеличит производство модной одежды во Франции. Речь идет о защите именно наших интересов против систематического грабежа. — Возбужденно поднявшись, он принялся вышагивать по комнате. — Оккупанты осмелились проникнуть к нам силой, выкрасть наши секреты профессиональной школы, чтобы продать заинтересованным лицам.
— Меня это не удивляет, — усмехнулась Ксения. — Они на все способны. На последнем показе коллекции Скиапарелли известной стилистке Хильде Ромацки удалось выкрасть пару пуговиц с инициалом «С». Вернувшись в Берлин, она пришила их на одну из черных курток, сделанных по ее эскизам, за что получила выговор от офицера СС, который решил, что она издевается над престижем его мундира.
Люсьен Лелонг улыбнулся.
— Было бы смешно, если бы не было так драматично.
— Но как же все-таки я могу вам помочь? — озадаченно повторила свой вопрос Ксения.
— Вы знаете немцев, бегло говорите на их языке. Вас тепло принимали в Берлине как одну из самых загадочных личностей двадцатых годов и эталон парижской элегантности. Я хочу воспользоваться вашим авторитетом, чтобы продвигать свои предложения. Мне также хотелось бы, чтобы вы поделились со мной своими впечатлениями, помогли мне лучше понять менталитет этих людей, — сказал он, постукав пальцем по виску.
Ксения не знала, что ответить. Было в лице Люсьена Лелонга нечто задорное, что очень подкупало. Высокая мода была частью французской души, и женщина была польщена, что именно к ней, русской, обратились с подобной просьбой.
Но славянское влияние было также не чуждо Лелонгу. Авторитет его Дома моды не был бы так высок, если бы не испытал на себе влияние мистической красоты и шарма его русской супруги, прекрасной принцессы Натальи Палей, которая была манекенщицей и актрисой. В течение супружеской жизни они много раз заводили романы, у них были страстные увлечения, и все закончилось разводом несколько лет назад, после чего принцесса переехала в Нью-Йорк. Подобно другим, Ксения испытывала ностальгию по этому американскому городу, о котором не знала ровным счетом ничего, но который представляла образцом свободы, которой уже не было во Франции.