– Нам сюда! – Харим взошёл по истёртым ступеням, толкнул скрипучую, внешне неприметную дверь. – С прибытием.
Внутри всё выглядело не лучше, чем снаружи. Десяток расшатанных столов с изрезанными ножками, плечистый здоровяк за грязной стойкой, объёмистые бутыли с вином и дым, пахнущий коноплёй. Публика была под стать обстановке. Беспечная и разгульная: сегодня веселись, а завтра на плаху. Только утирал разбитую морду с кем-то подравшийся четверть-снаг да плаксиво ругалась зарёванная девка, которой не заплатили.
– Рыжий, ты? – Здоровяк при виде Харима словно сделался меньше ростом, втянул живот. – С добрым утречком…
Чувствовалось, Снулова внука здесь знали.
– Кучерявый где? Что, не объявлялся ещё? – не ответив на приветствие, спросил Харим. – Эти семеро со мной… Приютить, накормить, обогреть, чтобы ни в чём отказа не было. А заплатят они за всё сами… – И повернулся к Атраму. – Верно, брат?
Тряхнул проволочными кудрями, подмигнул и вышел, не попрощавшись. Плюгавый, рыжий, а спеси!
– Хм… – Здоровяк за стойкой только нижнюю губу выпятил. – Значит, приютить, накормить… Отлично, шкалик радужки в день. И чтобы ваша пума не драла когтями стены и не гадила на пол… Эй, мальчик! В левую нижнюю большую гостевую…
Комната оказалась просторной. Располагалась она на первом этаже левого крыла. Обшарпанная кирпичная перегородка делила её на две части – светлую и тёмную, а вдоль каменных стен, явно против рысьих когтей, стояли узкие низкие лежанки, крытые вроде бы войлоком. Вот и весь уют. Ни умывальника, ни полотенец. Однако стены, по крайней мере, не дрожали, пол не ходил ходуном и жуткие каменные глыбы не грохотали за дверью. А значит, жить можно.
– Предупреждаю: до обеда меня кто тронет – убью! – громко пообещала Остроглазка и растянулась на лежаке.
Снежка быстро обследовала хоромы и тоже собралась почивать, но поначалу не дали – привязались Кресяня с Кудяней.
– Слышь, Кисонька, – умильно заулыбались они, – уж такой у нас, Киса, к тебе особый разговор…
Заняли у рыси три шкалика радужки, блаженно переглянулись и, словно подгоняемые ветром в спину, вылетели за дверь. Казалось, у них вдруг выросли крылья.
«Значит, три шкалика как в песок. – Снежка сладко зевнула, дёрнула хвостом, устроилась поудобнее. – Ладно, не жалко…»
Вскоре она уже спала – жутковатым чёрно-белым клубком. Только уши всё так же чутко подёргивались, а вроде бы обмякшие мышцы были готовы мигом напрячься. Она была словно взведённый самострел – попробуй тронь…
Славке и Стригуну, наоборот, не спалось. Хотя после бессонной ночи отдых был определённо необходим.
«Вот ведь странная жизнь пошла. – Славко задумчиво подошёл к стене и стал смотреть в грязное, забранное решёткой окно. – Это куда ж меня занесло? Шёл к Поясу Силы, к ведам, душу настроил… и вот сижу глубоко под землёй, в царстве змеев. Где, если Дух не соврал, меня того гляди на живодёрню отправят… Да что я! Там, наверху…»
Стригун же направился к двери, думая вовсе не о высоком. Самым внимательным образом осмотрел петли, засов, проверил работу замка… Ясное дело, если кто захочет – откроет, но всё-таки бережёного боги берегут. Место ему не нравилось, даром что «Приют моряка». Притон, он и есть притон. Для желающих наверняка есть и девочки, и мальчики, и «весёлый порошок», и «вертушка», и зернь… Хорошо, если не тайные ходы в погребе, через которые так удобно спускать тела постояльцев в гнилые воды речушки – по частям. А самое скверное, если здесь орудует шайка торговцев живым товаром, для которых вовсе нет ничего святого, никаких законов, ни божеских, ни людских…
С усилием отогнав дурные мысли, Стригун проверил нож в ножнах и всё-таки разрешил себе поспать. А вот Славко всё стоял и стоял у оконной решётки, смотрел, как растекается в небе свет Змеиного глаза, и мысли текли неторопливым потоком, подобно этой подземной реке.
«Неужели Дух-с-Бугра не ошибся и я действительно альв? Потомок древнего таинственного народа, прежних хозяев земли?.. Волшебников, воинов, целителей, пророков… Может, поэтому Кудесник так и относился ко мне, выделял и любил, точно сына. Эх, Кудесник… ты ведь и вправду был словно отец родной…»
Губы Славки дрогнули, по щеке сползла капля, он вдруг почувствовал, как стремительно изменилось восприятие мира. Всё вокруг сделалось ощутимо единым, целостным, проросло незримыми связями. В объёмной паутине стоило потянуть за одну нить, и сразу приходила в движение сотня других…
А ещё Славко почувствовал, что за дверью кто-то стоит. Кто-то чужой и враждебный. К тому же не человек. Во дела: Снежка не учуяла, проспала, а он услыхал.
«Ладно, посмотрим сейчас…» Славко вроде бы не спеша пересёк комнату, отодвинул засов, потянул на себя не издавшую ни звука дверь и… увидел давешнего «мальчика» – рослого угловатого детину зверообразной наружности. Тот стоял вполоборота, ещё прижимая ухо к тому месту, где, по его разумению, должна была быть дверь… для него всё случившееся произошло мгновенно. А Славко вдруг увидел перед собой не снага-полукровку, вздумавшего подслушивать, а ни больше ни меньше наследного недруга, и голос тысяч поколений альвов, идущий из невообразимой дали, зашептал внятно: «Убей! Убей! Убей!»
Невольно подчиняясь, он кинул сверлящий взгляд, короткий, словно молния, но этого хватило вполне. Детина зашатался, истошно закричал и стремительно рванул прочь. Однако далеко не убежал. Тяжело, будто куль с песком, опрокинулся на спину. Ноги подёргивались, зубы скрежетали, тело судорожно изгибалось дугой… Только это был ещё не конец. Детина вдруг успокоился, кое-как, по стеночке, поднялся и не спеша пошёл прочь. Он громко хохотал, невменяемо приплясывал и что-то распевал во весь голос. От него прежнего как будто ничего не осталось, только рослое, угловатое, подёргивающееся в такт пению тело…
«О боги, что это со мной?» – потряс гудящей головой Славко, стиснул ладонями виски и, чувствуя, как возвращается прежнее видение мира, ощутил резкую боль в плече. Там, где располагалась отметина. Ну надо же – воспалилась. Он расстегнул рубаху, глянул и с облегчением вздохнул. Если это и была болячка, она, кажется, проходила. Кожа побледнела, краснота схлынула, да и сама отметина вроде стала поменьше… Ну а что болит, так ничего страшного. Поболит и перестанет. Боги милостивы, может, утихнут и эти голоса в голове и он больше никого не будет сводить с ума одним лишь коротким взглядом.
Славко закрыл распахнутую дверь… Время пролетело непонятно как – день перевалил за полдень, походники поднимались, начинали приводить себя в порядок.
Завтракали всухомятку – копчёной Снежкиной колбасой. Потом стали собираться наружу, и в это время послышались охи, ахи, стенания, ругань, тяжёлые шаги. Пожаловали неразлучные Кудяня с Кресяней.
Оба печальные, подавленные. Один держался за скулу, другой светил подбитым глазом… хвала богам, что ещё в своей одёже и при сапогах. Без всяких слов ясно – удача отвернулась.
– Брат, тряхни! – Шуршуны дружно направились к Стригуну. – Душа горит…