— Почему ты это делаешь? Тебе давно пора сгинуть из этого ада к чёртовой матери, Карл! Проваливай. Уезжай. Исчезни.
Странно… тон был спокойный. Почти ледяной. Пальцы по-прежнему крепко сжимали его руки, но уже не причиняли боли. И он ждал ответа. Который был всего лишь один, выдумывать у инспектора уже просто не было сил. Не поднимая головы, ощущая, как арканный страх давит на гортань, он произнёс:
— Потому что вас я в этом аду не оставлю. У меня нет и не было других причин. Простите. Вы мне как отец. Вы на него похожи. Вы…
Он устало зажмурился, сдаваясь уже окончательно. Но неожиданно руки Ланна разжались, и инспектор открыл глаза. Правда, голову поднять он так и не решился. Не сдержал тяжёлого вздоха, за которым последовало последнее, что он хотел сказать:
— Я хочу, чтобы вы были счастливы. С вашей дочерью. И…
— Пожалуйста, прости меня. Я погорячился.
Этого он не ждал. Чего угодно, только не этого. Резко вскинул голову, чтобы встретиться с взглядом светлых глаз в сетках морщинок. Комиссар Ланн тяжело вздохнул. Наверно, он не мог сказать больше ничего, но и этого было вполне достаточно. Ларкрайт попытался улыбнуться:
— Так вы… позволите мне перевязать руку?
[Восточная Жeлeзнодорожная Колeя. 12:01]
Это ощущение напоминало мелкие царапины на сердце. Множество мелких царапин. Я навсегда запомню, что мне не стоило этого говорить. Зачем, зачем я её напугал, она же во многом так и осталась ребёнком, сколько бы….
Хмурясь, я смотрел в холодную рябь озера, на дне которого покоился мой самолёт. Голова болела: ночью мне снилась какая-то чушь — люди в серых костюмах и тёмных очках, флаг с раскинувшим крылья орлом, грохот стрельбы и высокие башни небоскрёбов. Ни одного отчётливо различимого лица. Точно у меня не было прошлого. Вообще не было. А то, что отдельными кадрами прорывалось из подсознания, казалось мне плодом какого-то больного воображения.
— Доброе утро, — прошелестел рядом тихий голос.
К ступеням вагона подошла Карвен. Невольно я отметил, что выглядит она чуть лучше, чем вчера, — лицо бледное, но уже без зеленоватого оттенка, круги под глазами стали меньше. Хотя я по-прежнему не понимал, как она вообще держится на ногах — ходила Карвен медленно, сутулясь, не поднимая глаз. И первый же порыв ветра вполне мог её унести.
— Привет, — я подвинулся, предлагая сесть рядом.
Она, стоя на месте, пытливо смотрела на меня.
— Что?
— Ты её любишь?
Хорошее начало разговора. Речь явно шла о Принцессе. И на секунду я напрягся, не совсем понимая, что отвечать — обращать всё в шутку, слать девчонку куда подальше или говорить правду, которой я и сам не знал. Вчерашние слова стояли в горле комом, под рукой я до сих пор чувствовал худые плечи Вэрди.
— Хоть немного? — продолжила Карвен.
Немного. Любовь — только до щемления в груди, для того, чтобы почувствовать другое, можно просто хлебнуть лишнего. Но Карвен была ребёнком, таким же, как Принцесса. И я понимал, что она имеет в виду и почему спрашивает. Я был чужаком. Опасным. И все они пытались понять, стоит ли мне доверять.
— Она мне очень дорога, — тихо ответил я. — Я ко всем вам привязался. Хотя… — улыбнувшись, я пожал плечами, — у меня больше никого и нет, так что ты не удивишься. Да, Карвен, я люблю её.
Она не улыбнулась. Подойдя на шаг и глядя на меня снизу вверх, сказала:
— Если ты сделаешь ей больно, если ты уйдёшь, если ты нас предашь, я рассержусь. И тебе будет очень плохо.
Маленькая ведьма. У этой девчонки был действительно пугающий взгляд. Порыв ветра, налетевший непонятно откуда, не сбил её с ног, а вместо этого больно хлестнул меня по лицу и взъерошил волосы, забрался за воротник. Карвен усмехнулась. Мне казалось, я не верю в такое. Совсем не верю. Но сейчас, наедине с этой чёртовой девчонкой, мне стало жутко. И всё же я с улыбкой приложил ладонь козырьком ко лбу:
— Вас понял. Разрешите идти?
И тут же я скривился от нового приступа головной боли. Чёрт возьми… перед глазами всё почернело, а мышцы налились слабостью. Может быть, я служил в армии? Иначе откуда это рефлекторное движение, от которого снова проснулось воспоминание?
Услышав, что я застонал, Карвен вдруг подступила ещё ближе, поднялась на нижнюю ступеньку и положила свою прохладную ладошку мне на лоб:
— Хочешь, я…
— Не надо… — просипел я, отстраняясь. — Лучше уйди.
Мне не хотелось, чтобы она до меня дотрагивалась. От одного её присутствия боль усиливалась. Карвен испуганно отступила, широко раскрыв и без того огромные глаза. Я вымученно растянул в улыбке губы:
— Всё пройдёт, не бойся. Иди.
Новый приступ заставил согнуться пополам. Время утекало сквозь пальцы, я не знал, сколько я просидел вот так — не двигаясь, в тишине, пытаясь перебороть себя… но неожиданно я почувствовал, как чьи-то губы осторожно коснулись моей макушки:
— Тихо… я знаю, что больно.
Маленькая ладонь, дотронувшаяся до моего лба, была ледяной… но ощущение она оставляла совсем другое. Мне становилось легче, дрожь покидала руки. Я поднял голову. Вэрди стояла на ступеньке рядом со мной.
— Привет, принцесса, — я улыбнулся. Она по-прежнему хмурилась. — Я тебя напугал, извини. Всё хорошо.
— Нет, — она отстранилась, и я быстро накрыл её ладонь, удерживая на своём лбу. — Не хорошо. Я… зря я не хотела отпускать тебя. Тебе нужно к врачу.
— Брось, Вэрди, — чувствуя, как пальцы касаются волос, я прикрыл глаза. — Ничего особенного, просто память. Я думаю, это пройдёт. Уже прошло.
— Не уверена. Этот твой друг, Байерс… он ведь может отвести тебя к врачу.
— Не буду к нему обращаться, — сказал я и добавил: — Не хочу его подставить. Вдруг я преступник?
— Он бы уже знал об этом, — возразила Вэрди. — Он всегда и всё знает.
— Я…
— Постой, — вдруг перебила она. — Отец моей подруги — врач. Он сейчас уже не работает в больнице, но он мог бы что-то тебе сказать.
— Я не уверен, что это хорошая мысль, принцесса, — возразил я. Вспомнив ещё кое-что, нахмурился: — Погоди… Ты же говорила, что все ваши родители…
— Не совсем все, — глухо ответила она, отводя глаза. — Я не знаю, почему, но папа Сильвы жив. И поэтому она… не с нами. Но она всё ещё меня очень любит. А я её и… Ой. Вон она, смотри!
Аккуратная блондинка в норковой шубке шла вдоль рельсов, постепенно приближаясь к нам. Издалека она казалась совсем взрослой — так грациозно и уверенно двигалась, так изящно держала голову. Вэрди радостно закричала:
— Сильва! Эй, Сильва!
Девушка махнула рукой и наконец, пройдя вдоль поезда, приблизилась. И только теперь я видел, что она не старше Вэрди. Просто сильно накрашена и хорошо одета. И не улыбается. Глаза очень тёмные и холодные. Стоило девочке взглянуть на меня — и я почувствовал странное раздражение с её стороны, настороженность, даже агрессию. Прищурившись, Сильва медленно спросила: