– Не знаю, как это работает, но создатели «Паранойи» наверняка месяцами следят за самыми серьезными и упорными игроками, за нами в том числе. Теми, кто умеет выигрывать. Наводят о них справки, фотографируют, запугивают.

– Имеешь в виду тот черный «ауди», который стоял перед моим домом?

– И это тоже.

«Бред, – подумал Илан, – хотя, с другой стороны…»

– Мы думали, что игра только-только начинается, – сказал он, понизив голос, – а на самом деле она идет много месяцев и уже внедрилась в наши жизни. Мы искали игру, а она сама пришла к нам.

– Вполне вероятно. Повторяю: игра вездесуща, Илан. Она расползается, заполняет нашу жизнь. Сейчас важнее всего узнать, зачем и как это происходит.

Меган махнула рукой Илану: народу становилось все больше, работы прибавилось. Он знаком попросил ее подождать еще чуть-чуть, отвернулся к стене и зашептал в телефон:

– Ко мне вломились. Забрали отцовскую карту.

– Когда?

– Не знаю. Я не был дома после вечеринки на барже.

– Ты заявил в полицию?

– Пока нет. Не знаю, что делать. Как воры узнали о блокноте? Ты кому-нибудь рассказывала?

– Ни единой живой душе.

Илан решил пока не говорить Хлоэ о Беатрис Портинари. Он полностью доверял ей, но «мотоциклетная» брюнетка настаивала на соблюдении строжайшей секретности.

– Ладно, мне пора, а то посетителей полна коробочка.

– Поняла. Если что, сразу звони.

– Ты тоже.

Илан убрал телефон. Из головы не шли мысли о фотографии, описанной Хлоэ. Он ничего не помнил о поездке в горы с бывшей подружкой, хотя во время разговора у него было несколько моментов просветления, перед глазами всплывали яркие образы, в голове звучали голоса, раздавались шумы.

Повторялся кошмар психиатрической клиники.

Он сделал над собой усилие, чтобы скрыть смятение, и отправился обслуживать клиентов. Около часа ночи все наконец затихло, и Илан подошел к Меган, которая листала глянцевый журнал, поедая шоколадное печенье.

– Слушай, Меган, ты знаешь, как у меня все здесь сложилось?

Она подняла на него усталые глаза:

– Выражайся яснее – время позднее, башка плохо варит.

– Я не помню, как меня взяли на работу. Я что, присылал резюме, проходил собеседование?

Меган окинула его непроницаемым взглядом:

– Ты явился, принес резюме, сказал, что ищешь работу, тебя взяли. Я всегда говорила, паренек, ты у нас того… со странностями. Что с тобой творится?

Илан прикрыл глаза рукой:

– Проехали… Просто память подводит.

Он вернулся на свое место, чувствуя себя как боксер, получивший удар кулаком в висок.

Это был не просто провал в памяти: он совсем ничего не помнил о том, как нанимался на работу, как учился работать на кассе.

Чем больше Илан размышлял о мелких деталях своей каждодневной жизни, о вещах, которые никогда ни у кого не вызывают вопросов, тем яснее понимал, что его существование похоже на головку сыра с большими дырками. Он не знает, где и когда купил машину. Когда в последний раз был в парикмахерской. В каком магазине выбирает для себя одежду.

Он терзал свой мозг вопросами – и не находил ответов.

Одни воспоминания таяли и исчезали, другие возникали в темпе блица, как то, самое ужасное, о самоубийстве в психушке.

Илан чувствовал себя подавленным, угнетенным. Как сказала Хлоэ, происходит нечто такое, чего он не понимает. Кто влияет на его жизнь, что за невидимый монстр вселился в него, выкачивает энергию, изменяет воспоминания? В чем причина диких головных болей, возникающих каждый день, как по команде, откуда берется ощущение иголок в мозгу? Что за тени появляются, стоит ему закрыть глаза, что за голоса он слышит в душе?

Тебе ввели медленно действующий яд.

Илан закатал рукав и вернулся к Меган.

– Скажи, что тоже это видишь.

Она вздохнула:

– Красновато-лиловая точка, характерный след от инъекции. Ты еще и колешься?

– Никогда даже не притрагивался к наркотикам. Я рассказывал тебе о психиатрической клинике?

– Ни словом не обмолвился.

Илан отошел, решив, что завтра обязательно сдаст анализ крови. Теперь он был совершенно уверен, что ему ввели какую-то дрянь, от которой организм пошел вразнос, а мозг выдает галлюцинации.

Три часа спустя, в 4:25 утра, он получил сообщение: «Приходите на улицу Ренн, 27, в Париже. Как можно скорее. Квартира № 38, четвертый этаж. Никому не говорите. Предупредите за пять минут, я открою. Б. П.».

13

Илан быстро шел по утреннему Парижу, сунув в карманы руки в перчатках и втянув в плечи голову в вязаной шапочке. Фасады домов на бульваре Распай купались в сером сумраке, впереди маячила башня Монпарнас, похожая на длинную палочку лакрицы. Илан вообразил мертвый – ни зелени, ни воды – пейзаж у адских врат, вспомнил строфу дантовского «Ада» и игру «Fallout Rе́demption», действие которой разворачивалось в ледяном, постапокалиптическом Париже.

Он послал сообщение Беатрис Портинари и свернул на улицу Ренн. Город все еще пребывал в дреме, лишь немногочисленные страдальцы, вынужденные вставать на заре, садились за руль и ехали на работу.

Илан остановился у дома № 27. Это было то ли шести-, то ли семиэтажное здание в османовском [14] стиле: над его белым фасадом основательно потрудилось время, в больших окнах отражался свет фонарей. Илан осторожно толкнул створку ворот и оказался перед входом, слева висел домофон со множеством кнопок, стеклянная дверь была слегка приоткрыта, – наверное, Беатрис Портинари заранее нажала на кнопку. Илан проскользнул внутрь, бесшумно потянув за собой тяжелую створку, и задержался у почтовых ящиков в ожидании, когда зажжется свет.

На ящике под номером 38 почему-то стояло имя «Анни Бокур», а не Беатрис Портинари. Илан подумал, что Беатрис, возможно, делит квартиру с этой самой Анни, и начал подниматься по лестнице на четвертый этаж. Бордовая ковровая дорожка приглушала звук шагов, потолки были высокие, деревянные панели украшали стены. Шикарное местечко…

С трудом сдерживая нервную дрожь, он постучал в дверь квартиры 38, и створка медленно открылась.

Илан потоптался на пороге и спросил сдавленным шепотом:

– Есть кто-нибудь?