– Конечно, нет. Если бы на пропажу картин обратили внимание, все должно было выглядеть как кража со взломом, а если бы дверь открыли ключом, подозрение непременно пало бы на близких, в том числе на меня. Этому Виктору я тоже звонила. Сегодня. Мобильный отключен. Я понятия не имела, что делать, и в результате сделала глупость. И вот итог. Если вы сообщите в полицию, мне придется все рассказать. Представляете, какой будет скандал? Доброе имя Лотмана окажется втоптанным в грязь, и… вряд ли вам за это скажет спасибо тот же Аллилуев. Он, кстати, у Лотмана тоже картину купил дочери в подарок.
– Подделку?
– Разумеется. Лотман сделал ему скидку как другу. Предлагаю спокойно разойтись. Каталог оставьте у себя, если хотите, но я бы советовала хорошо подумать, прежде чем его кому-то показывать.
Галина заметно приободрилась, недавний страх постепенно уходил, она надеялась, что ее доводы произведут впечатление. Бергман некоторое время молчал, погруженный в свои мысли. Воин нетерпеливо поерзал, но голос подать не рискнул. Я тоже не рискнула, хотя у меня было много вопросов. Галина едва заметно усмехнулась, окончательно убедив себя в победе, и тут Максимильян вскинул голову.
– Я полагаю, о гибели Шацкого вам неизвестно.
Если бы Максимильян ударил ее, и тогда не произвел бы подобного эффекта. Дрожь прошла по ее лицу, зрачки расширились, она вцепилась руками в подлокотники с такой силой, что побелели пальцы.
– Что?
– Несколько часов назад в своей квартире был обнаружен господин Шацкий с признаками насильственной смерти, дорогая. Его жестоко пытали. Сначала избили, а потом использовали оголенные провода как электрошокер. У бедняги не выдержало сердце. Перед тем как скончаться, он практически откусил себе язык. Прошу прощения за натуралистические детали, но это для того, чтобы вы могли представить, с чем ему пришлось столкнуться.
– Боже мой, – простонала Галина, а Бергман сказал:
– Странно, что вы не знаете о его смерти. Подобные новости распространяются быстро.
– Вчера, после телефонного разговора с Шацким, я уехала к подруге на дачу. Была уверена, что Лев, по обыкновению, начнет истерить и ко мне притащится. Вот и спряталась. Хотела в спокойной обстановке обдумать, как действовать… Сволочь, – с остервенением сказала она. Не очень-то понятно, кого она так. Вопрос я задать не решилась, но Галина и без моего вопроса развила свою мысль. – Ясулович точно знал. Я ему звонила сегодня, а он мне сказал, что находится в аэропорту. Решил отдохнуть. На разговоры нет времени, он уже в самолете. Этот гад просто смылся, оставив меня здесь все расхлебывать… Послушайте. – Она выпрямилась и впилась взглядом в Бергмана. – Мне нужна защита. Любые деньги… Вы же понимаете, этот психопат не успокоится, пока всех нас не убьет.
– Психопат?
– А кто он, по-вашему? Если бы он решил вернуть свои деньги, то обратился бы к нам… или в полицию. Но он убил Лотмана и всю его семью, теперь Шацкого. Остались я и Ясулович. Негодяй сбежал, значит…
– Вы настаиваете, что Лотмана и Шацкого убил один и тот же человек? Точнее, убили по приказу человека, которому вы когда-то продали подделку?
– Его надо найти и упечь в тюрьму, пока он не расправился со мной. Сколько вы берете за свою работу?
– Наш клиент – господин Аллилуев, – напомнил Бергман. – Убийцу мы непременно найдем. Но вы должны помочь нам.
– Конечно.
– Мы бы хотели встретиться с этим самым Витей.
– Зачем? Какой от этого толк? Это просто отбросы общества. Жадные и тупые, у которых даже не хватило сообразительности отыскать каталог.
– Боюсь, могло хватить сообразительности на что-то другое, – возразил Бергман. – Его номер телефона у вас при себе? Есть еще какие-нибудь сведения, которые помогут его найти? Чем раньше мы это сделаем, тем лучше для вас.
– Когда мы встречались в сквере, он вел себя как последний придурок. Строил из себя крутого. С таким запросто могли возникнуть проблемы, но выбора у меня не было. И я подумала, что на всякий случай неплохо бы знать, где он живет.
– Вы его выследили?
– Это было проще простого, – презрительно фыркнула Галина. – Он даже не обернулся ни разу. Двадцать третий дом на Спартаковской улице. Вошел в первый подъезд, я хотела расспросить соседей, но не решилась. Он ведь мог узнать об этом. По крайней мере, если б он вынес картины, а потом заартачился, не желая нам их отдавать, мы бы знали, где его найти. Господи, зачем я только впуталась во все это… – жалобно произнесла она и заплакала, деловитость и стервозность куда-то исчезли, и плакала она абсолютно по-бабьи, причитая, сморкаясь в платок, который ей протянул Бергман.
– Некоторое время вам лучше пожить в моем доме, – сказал Максимильян, поднимаясь, Галина тоже вскочила, готовясь следовать за ним. Сюда она в целях конспирации добиралась общественным транспортом, так что ей предстояло ехать с нами в одной машине.
– Прибери здесь все, – сказал Максимильян Воину, когда мы оказались в холле.
Минут пятнадцать мы ждали Вадима в машине, наконец он появился, и мы отправились к Бергману, где сдали Галину на попечение Лионеллы. Джокер позвонил Вербицкому и предупредил, чтобы с прогулки не торопились, с осмотром дома можно подождать. У Вербицкого тут же появилась масса вопросов, но Максимильян разговаривал довольно холодно и уклончиво, должно быть, решив: если Стас нам не платит, то и отчитываться перед ним ни к чему.
– Что-то все это мне очень не нравится, – заявил Вадим, налегая на пирожки Лионеллы. Вообще-то перекусы на ходу здесь не поощрялись, но для Вадима, как всегда, сделали исключение.
– Что именно? – уточнил Бергман, попросил у Лионеллы домашнего лимонада и теперь, сидя в кресле, вертел в руках стакан.
– Так мы, чего доброго, лишимся клиента. Аллилуев узнает, что дружок его кинул, и махнет рукой на расследование. Пусть, мол, менты задаром ищут, а мы задаром никак не можем, у меня на это слово жуткая аллергия.
– У меня тоже, – кивнул Максимильян. – С неприятной новостью мы подождем, пусть Аллилуев еще некоторое время пребывает в убеждении, что его друг – человек исключительных достоинств.
– Вот это правильно, – закивал Вадим, – дружбу надо беречь! На Спартаковскую поедем?
– Обязательно. Но для начала свяжусь с Поэтом. Узнаем новости и, если он уже на обратном пути, дождемся его.
Димка приехал часов в девять вечера. В Хотин он ездил не зря, узнал много интересного. Года три назад Лотман был в Хотине почетным гостем на городском фестивале искусств. Город хоть и невелик (по последней переписи, проживало там семьдесят две тысячи человек), зато мог похвастать тремя музеями и картинной галереей. В общем, жизнь там била ключом. Лотмана встречали как звезду мирового масштаба, и он, расчувствовавшись, подарил галерее пять своих картин, которые и доставили вскоре под неусыпным надзором его сестры. Потом весьма успешно провели персональную выставку Лотмана, занималась всем этим Ядвига. А Сивко по счастливой случайности работал в галерее заведующим отделом современной живописи. Скорее всего тогда они и обрели друг друга. И заключили брак. Кстати, никому из знакомых Сивко об этом ничего не известно. Его считают закоренелым холостяком. Всю жизнь он прожил с матерью, которая нещадно его тиранила. Год назад она умерла, и примерно через месяц-полтора после этого Сивко уволился и, по слухам, уехал в наш город, хотя квартиру в Хотине не продал. Здесь снимает жилье в районе Покровского монастыря, а работает в какой-то торговой организации.