Она слышала вопрос. И все, что ей нужно было сделать, отрицательно покачать головой.
— Сейчас я мог бы заставить взять тебя назад все твои идиотские условия. Ты же понимаешь, дорогая? — Она была не в состоянии ответить.
— Но я не сделаю этого, я хочу, чтобы ты поняла — это твой выбор.
Розлинн это больше не волновало. Она вся была охвачена огнем, который он вызвал в ней. Энтони это тоже больше не волновало. Он перестал себя контролировать.
Без предупреждения он начал ее подбрасывать на своих коленях, то поднимая, то опуская. Ее тихий вскрик отозвался музыкой в его ушах. Ее руки искали его. Она по-прежнему была в его распоряжении, и он ласкал каждый сантиметр ее тела, доставляя ей высшее наслаждение.
Он хотел поцеловать ее, повернуть к себе и взять со всей нежностью и страстью, которую чувствовал к ней. Но тут ему пришлось напомнить себе, что она пришла к нему не за любовью. Энтони остановился. Он должен заставить ее, наконец, признать, что она хочет от него не только ребенка.
Взяв ее руки и прижав к подлокотникам кресла, он нагнул ее вперед, а сам откинулся на спинку. Ее волосы каскадом упали на его живот. Он знал, что ее ждет, когда он начнет, ведь она не знала почти ничего о любовных позах и вся была в его власти. Он сказал спокойным тоном:
— Ты хотела использовать мое тело. Ты его использовала, а теперь садись на меня. — Ее глаза расширились от удивления, но он не дал ей возможности протестовать. — Сделай это!
Она повернулась, еще надеясь на помощь, на глазах у нее выступили слезы. Но внутри нее было такое желание, которое невозможно было сдержать. И если она не сделает то, что он сказал…
Это оказалось несложно после того, как она уловила свой ритм. Это было просто, потому что она чувствовала себя прекрасно и сама могла контролировать ситуацию. Она могла нежно покачиваться или приподняться и медленно опускаться.
У него не было выбора. Она согласилась быстро, делая работу за него и очень хорошо. А он знал, что не должен был ждать ее оргазма. Он должен был оставить ее желание неудовлетворенным. В конце концов, ее удовлетворение вовсе не обязательно для зачатия. Но он не мог с ней так поступить, независимо от того, заслужила она это или нет. Он сидел, обвив ее талию рукой. Другая его рука поглаживала ее нижние губы, ища ее маленький бугорок наслаждения. Он заставил ее поволноваться, предоставив кончить самой, и она справилась с этим, двигаясь на нем так сильно и быстро, что приятные спазмы охватывали их с каждым движением. Она упала на него в изнеможении, изнуренная и выжатая, и он позволил и ей и себе удовольствие побыть в объятиях друг друга, но только несколько секунд.
Потом он встал и поставил ее на ноги.
— Иди в постель, в мою постель. Пока не забеременеешь, будешь спать здесь.
Его холодный тон вернул ее из состоянии эйфории, потряс ее. Она повернулась к нему и увидела, что темно-синие глаза непроницаемы. Она не могла поверить своим ушам. А он уже не смотрел на нее, словно вычеркнул из своих мыслей, спокойно застегнул брюки. Она вдруг поняла, что он даже не снимал их, а рубашку даже не расстегнул. Слезы брызнули у нее из глаз.
— Прекрати! — закричал он сердито, — Ты получила абсолютно все, зачем пришла.
— Это не правда! — плакала она.
— Не правда? А что, ты ожидала чего-то большего, когда страсть подчинила расписанию?
Она повернулась к нему спиной, чтобы он не мог видеть ее слез и пошла к кровати. Больше всего на свете она хотела сейчас вернуться в свою комнату, но не решилась испытывать его терпение, во всяком случае, когда он был в таком настроении. Ее душил стыд, и она не могла заставить себя прекратить плакать. Он был прав. Она пришла сюда, уверенная, что он будет заниматься с ней любовью как раньше. Она заслужила, чтобы теперь все было по-другому. К ее пущему стыду, она получила от этого удовольствие. Она ведь была так уверена, что сделала верное решение. О Боже, почему она не послушалась Нетти? Почему она такая эгоистка, никогда не беспокоится ни о чьих чувствах, кроме своих? Если бы Энтони пришел к ней с подобным предложением — делить с ней постель только до тех пор, пока она не забеременеет, и только, она была бы убита и считала бы его самым жестоким… О Боже, что он должен думать о ней теперь? Она бы никогда не согласилась на это оскорбительное предложение. Она, конечно, ужасно расстроилась бы и была бы зла точно так же, как он сейчас.
Но он же сказал, что не любит ее! Нет, он сказал, что еще слишком рано говорить о любви. И все же не возразил, когда она сказала, что он не любит ее. А что, если все-таки любит? Вдруг он, правда, не изменял? Если это так, то ее поведение со времени ее замужества было непростительным. Нет, нет! Она не могла ни в чем ошибаться! Розлинн присела и увидела, что он все еще сидит в кресле и опять в руках бокал. Она позвала:
— Энтони!
Он не взглянул на нее, но его голос был сдержанным и тихим:
— Спи, Розлинн. Продолжение рода — это моя забота, а не твоя. Мы займемся этим потом опять!
Нет, она не хотела, чтобы он и дальше думал так. Надо было как-то прекратить эту глупую войну.
Розлинн не могла заснуть. А Энтони не шел в постель.
Выходя утром из комнаты Энтони в одном белье, Розлинн столкнулась лицом к липу с Джеймсом. На нем все еще был вечерний костюм, он только что вернулся с ночной попойки. И в его глазах она прочитала, что он видел всю ее, медленно идущую к своей комнате. Страшно смущенная, Розлинн вбежала в свою комнату, резко закрыла за собой дверь и вздрогнула, услышав, что Джеймс засмеялся от всего сердца.
Успокоившись, она сообразила — надо найти все счета, прежде чем это сделает Энтони. Она поняла, как по-детски глупо было делать покупки на зло ему. Просто непростительно для женщин ее лет — тратить такие большие деньги и подписывать счета на его имя. У нее было не так много времени.
Теперь, когда не было опасности со стороны Джорди, она должна отправиться в банк, чтобы самой оплатить все свои счета. И в следующий раз, когда она столкнется с Энтони, совесть ее будет чиста. А уже потом она сможет подумать, как бы ей прекратить эту войну с Энтони без ущерба для своей гордости, дав ему понять, что она все еще не простила ему его ложь. Она бросила сумочку и шляпку в кресло в кабинете Энтони. Ее короткий коричневый пиджак с золотыми полосками хорошо подходил к ее делу и к ее настроению: подавленному и угнетенному. В первом ящике стола хранились финансовые книги и книги расходов, во втором — личная корреспонденция, которую она только посмотрела и, наконец, в третьем ящике она нашла то, что искала и даже больше. Ящик был забит счетами, некоторые были открыты, другие — нет. Типично для одинокого мужчины — не обращать внимания на счета иногда месяцами. Она рылась в его бумагах, надеясь, что это не откроется. Ей просто нужно было узнать имена пяти коммерческих агентов, с которыми ей придется иметь дело. И все же Розлинн не смогла сопротивляться искушению просмотреть все его счета. Счет на пять тысяч от портного ничуть не удивил ее, но другой — на две тысячи от ювелира обратил на себя внимание. Еще один счет на тридцать тысяч в «Саймонс сквер» был уже совершенно невероятным! И это было только три долга, а в столе лежало по крайней мере примерно двадцать квитанций.