– Почему? И где это «здесь»? – Вопрос, скорее всего, неправильный, но он не знает, какой будет верным. – А ты не догадываешься? – От портрета отделяется темная тень и идет к нему. Точнее – ползет по серому полу неровной кляксой, почти сливаясь с ним. Но вот, нарушив все законы мироздания, тень поднимается, обретает объем, и уже можно понять, что перед ним женщина.
– Я умер? – Слова слетают с губ легко. Страх так и не посмел поднять голову.
Тень смотрела на него выжидающе. Он так ощутил, ведь глаз у тени нет, как, впрочем, нет лица и тела.
– Нет, – наконец нарушив затянувшееся молчание, отвечает тень. – Ты не умер, но ты и не жив. Можешь называть это место границей. Сюда попадают такие, как ты.
– Как я?
– Да. Тебя что-то держит в мире живых. Неоконченные дела, долги… любовь?
Джованни слушал, как тень перебирает варианты, и не чувствовал никакого отклика в сердце. У него нет никаких дел и долгов, либо он об этом не помнит. Тогда почему он здесь, а не идет дальше?
Ответ пришел очень быстро:
– Ненависть.
Он словно выплюнул слово на серый пол.
Тень отпрянула, но одобрительно кивнула и, кажется, даже улыбнулась. Она была довольна.
Вот ведь как, он уже может различать ее мимику и эмоции…
– И что ты готов сделать, чтобы вернуться?
Тень вытянулась и обвилась портовым канатом вокруг его тела.
«Если бы я мог дышать, уже задохнулся бы», – безразлично подумал Джованни.
Он прислушался к себе, ища ответ, но тень его опередила:
– Я знаю – что, и помогу тебе. Но ты должен оказать мне услугу. Согласен?
– Согласен.
– Даже не спросишь, какой услуги я потребую? – Кажется, в ее голосе прозвучало удивление.
– А зачем? Я хочу вернуться, если уж дальше пройти нельзя.
– Ты умный мальчик.
Снова одобрение?
– Приготовься к тому, что возвращение не будет приятным. Но ты ведь потерпишь? Не отвечай, я все знаю. А теперь – очнись!
Боль навалилась на него каменной глыбой, придавила всем своим весом, не позволяя даже вздохнуть.
Кажется, рядом были люди.
Они приходили и уходили, лица сменялись калейдоскопом и складывались в цветные витражные картины…
Джованни давно потерял счет времени. Боль сменялась долгожданным забытьем, но когда снова возвращалась, становилась только сильнее.
Тень приходила еще несколько раз.
Забирала его с собой в пустую комнату, где за окном царила вечная ночь и единственным ярким пятном была полная луна, висевшая в черном небе без звезд.
Забирала туда, где не было боли, – и только это позволило ему выжить.
Они разговаривали.
Тень рассказывала о себе, но, возвращаясь, Джованни забывал все, что она говорила. Оставались ощущения, обрывки чувств, эмоций. Он знал, что его боль – ничто, в сравнении с тем, что переживает она в той пустоте…
И однажды Джованни почувствовал, что не хочет уходить, он попросил тень оставить его в ее ночном мире.
Тень улыбнулась.
Он почувствовал, как призрачные тонкие пальцы коснулись его небритой щеки – и ночной мир исчез и покой сменился болью.
Где-то далеко послышался ее голос: «Уходи – и больше не возвращайся».
Тяжелые веки никак не желали подниматься, и какое-то время Джованни просто лежал, прислушиваясь к ощущениям.
Боль не прошла, но стала вполне терпимой. И когда глаза все же открылись, он осмотрелся.
На этот раз была его собственная комната.
Во рту пересохло, но он даже не смог никого позвать, чтобы принесли воды.
Джованни попытался подняться. Попытка провалилась. Спину скрутило так, что хоть вой!
Он откинулся на тощую подушку, часто задышал, борясь с приступом и, кажется, потерял сознание. Но вместо того чтобы вернуться к тени, он увидел Марию в красивом бирюзовом платье и маленькой кокетливой шляпке. Девушка плакала и звала его по имени. Ее слезы падали Джованни на лицо, он чувствовал их соленый вкус. Хотел отвернуться, но не мог. Тело не слушалось.
Он наблюдал за всем будто со стороны.
Вот Мария стоит на коленях, прямо на земле. Джованни хочет сказать ей, что она испачкает свое дорогое платье, но она не слышит. Девушка гладит кого-то лежащего перед ней и просит его очнуться.
Затем картинка сменилась.
Джованни увидел, как его, окровавленного, везут в салоне дорогого авто. В их городке ни у кого нет такой машины, значит, это кто-то приезжий.
Но его голова лежит на коленях Марии…
Голоса ворвались в видения, бесцеремонно вытаскивая его в реальность:
– А я говорю вам, что он болен и не сможет с вами разговаривать.
Джованни узнал голос матери. Второй, мужской, тоже показался смутно знакомым:
– Я загляну к нему всего на одну минутку. Обещаю, синьора Нери, если ваш сын спит, я не стану его тревожить.
Мать еще что-то сказала, а потом, видимо, решила, что проще согласиться, чем пытаться спорить, потому что дверь в комнату Джованни приоткрылась и в образовавшуюся щель сунулась рыжая голова художника.
– Воды… пожалуйста! – прохрипел Джованни, и голова гостя исчезла.
Вскоре художник вернулся с большой кружкой воды и терпеливо ждал, пока Джованни утолит жажду.
Руки у молодого человека были еще слабы, вода тонкой струйкой проливалась мимо рта. Рыжий заботливо забрал кружку и даже промокнул белоснежным платком губы Джованни, точно тот был какой-то инвалид. Затем гость вытер юноше подбородок, шею и остановился в том месте, где билось сердце.
Джованни удивленно отпрянул.
– Не пугайтесь, молодой человек, – улыбнулся он, усаживаясь на табурет. – Я всего лишь хочу помочь и подсказать, как вы можете избавиться от… Он замолчал и вдруг наклонился к Джованни, переходя на шепот: – Она ведь приходит к вам?
– Не понимаю, о чем вы говорите. Спасибо за воду.
Юноша откинулся на подушку, натянул одеяло до самого подбородка и закрыл глаза, давая понять, что разговор окончен.
– Молодой человек, я не уйду, пока мы с вами не поговорим.
Гость сорвал с него одеяло и ткнул его пальцем в грудь: