Мысль о том, чтобы посвятить свою жизнь законам о бедных, как раз выводила его из равновесия. Да, это было бы добрым делом. Это было бы правильным, благочестивым поступком. Но он не хотел этого.
Он приехал в Шептон-Маллет, чтобы разобраться в себе. И вместо этого встретил миссис Фарли. Марк улыбнулся, вспомнив, как ее нежные теплые пальцы сплелись с его пальцами. Какими мягкими были ее губы. О чем же он, ради всего святого, думал, когда позволил себе поцеловать ее? Ответ был очевиден — в тот момент он не думал вообще.
И теперь ему тоже не хотелось творить добро и вести себя правильно. Он мечтал повторить все еще раз.
Лондон, Королевская комиссия и все сплетники страны вполне могут подождать еще неделю.
Как выяснилось, Лондон имел на этот счет собственное мнение.
Три дня спустя Марк выбрался в город. Он как раз шел через площадь к почте, чтобы отправить очередную порцию писем, когда его окликнул знакомый голос:
— Сэр Марк!
Пэррет был последним, кого Марку хотелось бы видеть в эту минуту. Маленький человечек с необыкновенной резвостью заторопился навстречу, придерживая на голове шляпу. Его башмаки стучали по брусчатке.
— Сэр Марк, я надеялся, что сейчас… мы с вами одни, в деревне… — Пэррет остановился в нескольких футах от Марка, напротив Маркет-Кросс, и попытался отдышаться. Слова вырывались из него со свистом.
— И в самом деле, — с иронией заметил Марк, оглядывая народ вокруг.
Пэррет насмешки не заметил. Он снял шляпу, открыв блестящую лысину с несколькими редкими, тщательно расчесанными прядями, и вытер пот со лба. Платок у него был немного пожелтевший и весьма сомнительной чистоты.
— Может быть, вы сочтете возможным дать мне эксклюзивное интервью?
Найджел Пэррет был не просто настойчив — он был назойлив до крайности. Марк мог бы даже восхититься его упорством — или, по крайней мере, проникнуться к нелегкому ремеслу газетчика сочувствием, если бы Пэррет не писал совершенно возмутительные, нарушающие все границы частной жизни статьи. Один случай запомнился Марку особенно хорошо. Пэррет собственными руками порылся в мусоре, который выбросила кухарка, а потом написал статью, в которой обстоятельно объяснил, почему, по его мнению, сэр Марк предпочитает баранью ногу отбивным.
Марк действительно предпочитал баранью ногу — до тех самых пор, когда после злосчастной статьи его две недели подряд угощали бараниной на всех званых обедах.
И это был еще не самый страшный из грехов Пэррета. Три месяца назад Марку случилось станцевать один танец с леди Евгенией Фитцхэвен. Она показалась ему славной девушкой — скорее даже девочкой, — и, кроме того, он был приятелем ее отца. Танцы устраивались вечером, и после них Марк сопроводил леди Евгению на званый ужин. По меньшей мере сто мужчин в Лондоне в этот вечер составили компанию ста молодым леди, и никто не придал этому ни малейшего значения. Но Марк не являлся просто одним из ста. Он был «тем самым» сэром Марком.
Разумеется, он заметит, какие яркие у нее глаза и какие румяные щечки. А еще он заметит, что юная леди Евгения в его присутствии смущалась настолько, что буквально не могла произнести ни слова. Марк был бессилен — он не мог запретить впечатлительным молодым особам воображать, что они в него влюблены. Однако он всегда пытался как можно раньше распознавать начинающееся увлечение и делал все от него зависящее, чтобы ненароком не поощрить очередную поклонницу. Девичья влюбленность, как правило, сходит на нет, если ничем не подпитывается, и Марк старательно сохранял дистанцию. Обычно юные леди довольно скоро переключали внимание на того, кто мог оценить их по-настоящему.
Но Пэррет отыскал леди Евгению до того, как она успела изменить свои сердечные склонности. Он поговорил с ней, и девушка наивно рассказала ему о своей безответной любви. Она даже изложила свой детский план завоевания сэра Марка — в основном он состоял в том, чтобы излучать в его присутствии радость, и с восторгом перечислила имена их будущих детей. Вспоминая об этом, Марк до сих пор морщился и едва ли не краснел.
Пэррет изложил все мечты юной девы на первой полосе своей газеты. Репутация Марка не пострадала — из статьи было совершенно ясно, что он не сделал ровным счетом ничего, чтобы спровоцировать эти страстные чувства. Однако девушки в столь нежном возрасте и не нуждаются в поощрении, чтобы предаваться грезам. Невозможно заставить их перестать желать недостижимого.
Кроме как выставить их самые сокровенные чувства на обозрение всего Лондона. Леди Евгения стала всеобщим посмешищем, а Найджел Пэррет заработал небольшое состояние на продаже номера со статьей. А Марк в свою очередь вообще перестал разговаривать с юными впечатлительными леди.
Сейчас Пэррет таращился на него глазами голодного волка. Марк почти видел, как у него в голове зреет очередная статья. Возможно, в этот раз он подробно проанализирует поленницу сэра Марка и сделает из этого определенные выводы. О том, что Пэррет мог бы написать о миссис Фарли, Марку даже не хотелось думать.
— Одно маленькое интервью, — проблеял Пэррет. Видимо, ему самому этот тон казался просительным. — Всего несколько вопросов.
— Ни за что. Вы последний человек на земле, которому я бы согласился дать эксклюзивное интервью.
Пэррет как ни в чем не бывало кивнул, словно и не заметил, что Марк только что нагрубил ему, быстро вытащил блокнот и тут же настрочил пару строк.
Марк бросил встревоженный взгляд на страницу. Пэррет писал крупными круглыми буквами, так что их можно было без труда прочитать даже вверх ногами и на расстоянии в два шага.
Ваш обозреватель встретился с сэром Марком в его родном городе Шептон-Маллет. Пэррет кропал свое сочинение с невероятной скоростью. Увидев своего дорогого друга — а именно таковым, о мой читатель, меня считает сэр Марк, как я смею на это надеяться, — он поприветствовал меня в самых цветистых выражениях.
— Какие еще цветистые выражения?!
— «Последний человек на земле», — процитировал Пэррет. — По-моему, очень цветисто.
Он продолжал строчить. Как и всегда, сэр Марк излучал жизнерадостность и со своей обычной скромностью отверг комплименты, которыми я щедро его осыпал.
Хватит, решил Марк. Эту игру нужно прекратить. Все, что он скажет, Пэррет сумеет вывернуть наизнанку и превратить в еще одну сплетню. Он сложил руки на груди и попытался найти нужные слова, чтобы послать Пэррета к черту так, чтобы тот не сумел переиначить это на нужный ему лад. Газетчик с надеждой поднял взгляд, ожидая следующих комментариев.
Марк плотно сжал губы и постучал пальцами по локтю.
Моя любезность, проявившаяся в том, что я посетил его, так тронула сэра Марка, что он буквально онемел от наплыва чувств. Тем не менее согласился дать мне эксклюзивное интервью, которое я и представляю вашему вниманию.
— Ни на что подобное я не соглашался, — процедил Марк сквозь стиснутые зубы.