— Вы их читали? Забудьте обо всем, что видели там. Заклинаю вас.
Она слегка склонила голову и улыбнулась ему самой очаровательной своей улыбкой. И она действительно подействовала! Для Джессики это было ясно как день. Сэр Марк владел собой лучше, чем большинство мужчин, но она все же заметила, как дрогнули уголки его губ. Как он невольно расправил плечи. Как его тело чуть подалось к ней. Он был пленен; его влекло к ней — и очень сильно.
Он был у нее в руках. Оставалось только поманить его. Какая легкая победа!
Но их по-прежнему окружала толпа. Вряд ли можно довершить падение сэра Марка прямо здесь, во дворе церкви.
— Вы хотите сказать, что вы не святой? — поинтересовалась Джессика. — Сэр Марк, ваши читатели были бы в ужасе, если бы услышали это.
Их глаза снова встретились.
— Нет, — тихо ответил он. — Не нужно меня канонизировать. Я человек, миссис Фарли. Просто человек.
Он отвернулся от нее как раз за секунду до того, как пожилая леди в фиолетовом бомбазиновом платье осторожно дотронулась до его локтя. При этом дама бросила на Джессику злобный взгляд. Сэр Марк вошел в толпу; женщины расступились, чтобы пропустить его, — и снова сомкнули ряды.
Я просто человек.
Если Джессика и разбиралась в чем-нибудь по-настоящему, так это в мужчинах. Она знала, чего они хотят, и знала, как им это дать. Где-то в глубине души она почувствовала слабый укол совести, но… в конце концов, она не собиралась принуждать сэра Марка.
Этого не потребуется. Он все сделает сам.
Как и со всеми прочими мужчинами, ей нужно будет только намекнуть, что она доступна. А он охотно поучаствует в разрушении собственной репутации.
Надо лишь придумать нехитрый план, как его поторопить.
Свою первую неделю в Шептон-Маллет Марк провел в раздумьях. С тех пор как ему негласно предложили вступить в Комиссию по делам бедных, он никак не мог решить, как ему поступить. С одной стороны, комиссию, в задачи которой входил надзор за работными домами, ненавидели абсолютно все. Этот пост был предложен Марку только потому, что, будучи всенародным любимцем, он мог успокоить всеобщее недовольство последними просчетами в работе комиссии. Сам Марк подозревал, что эффект будет противоположным — новое назначение, скорее всего, подорвало бы его авторитет в глазах общества.
Вся система помощи бедным людям находилась в полном упадке. Вероятно, Марк смог бы помочь несчастным, если бы взялся за дело со всей присущей ему энергией. Кроме того, если уж судьбе было угодно даровать ему такую славу и почет, он был просто обязан использовать свое влияние на благо общества. Ко всему прочему, сама идея, лежавшая в основе законов о бедных, представлялась Марку в корне неверной. Он сомневался в том, что эту систему вообще можно было как-то исправить.
Все эти соображения он изложил несчастному заместителю секретаря, который нанес ему частный визит. Но кроме них, Марка беспокоила еще одна невысказанная вслух мысль, и именно здесь, в Шептон-Маллет, под родным кровом, она обрела новую силу. Здесь он вырос. Здесь едва не умер его брат. И все потому, что их мать сошла с ума.
Посвятить свою жизнь благотворительности было почетной, достойной уважения задачей. Но мать довела ее до абсурда, щедро раздавая беднякам скромное семейное состояние до тех пор, пока от него почти ничего не осталось. Из трех братьев Марк был единственным, кто более или менее понимал, почему она это сделала. И ему совсем не нравилось, что он так легко смог найти смысл в поступках безумной. Это означало, что он способен видеть мир ее глазами.
Возможно, именно поэтому он захотел искать убежища в знакомых краях. Политика вызывала у Марка отвращение. Даже если бы он и решился отдать себя служению бедным, то не стал бы заниматься управлением работными домами. И все же…
Ему часто приходило в голову, что единственной его задачей на этой земле является борьба с наследием собственной матери. Она держала планку так высоко, что признавала только совершенных людей — он написал практическое пособие по целомудрию, предназначенное для людей обыкновенных. Она впадала в ярость по малейшему поводу — он всю жизнь работал над тем, чтобы обуздать свой буйный темперамент. Она доводила до крайности любое благочестивое намерение — Марк выступал за умеренность.
Поэтому он не сказал «нет». Пока еще не сказал. Возможно, ему как раз предоставился шанс доказать, что он может послужить общему благу и помочь бедным и в то же время смирить свой нрав.
Возможно.
Он вернулся сюда, в дом своего детства, хранилище бесчисленных воспоминаний. Это место казалось ему вполне подходящим для принятия сложного решения; ничуть не хуже других. Нет, лучше. Он хотел уединенности и получил ее — хотя и в меньшем объеме.
Сегодня, когда дождь с самого утра барабанил по крыше, был лучший день из всех.
Приходящую служанку, убиравшую дом, он отослал еще в полдень, а мальчик, который присматривал за садом, приходил через день.
И что было лучше всего — при таком ливне дорожки развезло и грязи на улице было буквально по колено. Вряд ли кто-то в здравом уме осмелится навестить его сегодня. А если очень повезет, подумал Марк, ему удастся избежать любого общения вплоть до самого пикника, то есть еще два дня.
У него будет достаточно времени, чтобы все взвесить и обдумать.
Удобно устроившись в кресле с одним из старых дневников матери в руках, Марк вдруг услышал стук в дверь и еле сдержал стон.
Пару секунд он сидел неподвижно, смотрел на огонь в камине и раздумывал, что будет, если сделать вид, что он ничего не слышал. Это вполне мог быть преподобный — несомненно, со своей несчастной, забрызганной грязью дочерью.
Воображение внезапно нарисовало ему совсем другую картинку. А что, если это миссис Джессика Фарли, в промокшем платье, вся усеянная сверкающими каплями дождя? Может быть, она сбилась с дороги, промокла и нуждается… конечно нет. Какая глупость? Что за нелепые мальчишеские фантазии! Их время — глухая темная ночь; тогда он сумел бы справиться с неизбежно возникающим в таких случаях желанием.
Возможно, это прислуга, миссис Эштон. Решила проверить, как там сэр Марк. Конечно же. Она увидела, что начался дождь, натянула клеенчатый плащ и калоши и отправилась в путь, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке. Три мили, отделявшие ее дом от дома Марка, ничего не значили. Она стремилась сделать как лучше.
Как и все остальные.
Тяжело вздохнув, Марк встал и направился к двери. Он был практически уверен, что увидит на пороге скромную пухленькую миссис Эштон, может быть, с горшком свежего масла и только что испеченным хлебом, аккуратно завернутым в промасленную бумагу. Это просто не мог быть никто другой. Он еще раз вздохнул и распахнул дверь.
И замер, словно пораженный молнией. Нелепая мальчишеская фантазия вдруг воплотилась в жизнь. Перед ним стояла миссис Джессика Фарли в насквозь промокшем платье.