И поэтому я сама придвинулась к нему вплотную и, приподнявшись на цыпочки, грубо впилась в волосы, вынуждая откинуть голову, открывая для меня горло с оскаленной мордой на нем. О, ну да, я вся дрожу.
Монтойя, издав глубокое, утробное рычание, от которого завибрировало все окружающее нас пространство, подчинился мне, одновременно вцепляясь своими лапищами в мои бедра, чтобы вжать свой уже каменный стояк мне в живот.
— Юлали-и-и! — Его голос звучал грубо, а грудь вздымалась в тяжелом, все ускоряющемся дыхании, создавая трение об мои моментально отвердевшие соски сквозь разделяющую нас одежду.
Я облизала его нервно дергающийся кадык, слегка царапая зубами, и впилась жестким поцелуем в то место на шее, где дико бился его пульс. Северин содрогнулся и издал невнятный животный звук, и я почувствовала, как дернулась его плоть под джинсами, будто желая прорвать грубую ткань.
— Наш разговор и близко не закончен, Монтойя, — проурчала я у такого уязвимого его места и протиснула вторую руку между нами, обхватывая его сквозь джинсу.
Просто ощущение его тяжелой, подрагивающей плоти в своей ладони заводило меня с головокружительной скоростью. Каждый ритмичный удар пульса в жесткой длине под моими пальцами отзывался в лоне спазмами неутоленной нужды и потоком влаги. Завтра я об этом пожалею, однозначно, скорее всего заплачу за сегодняшнее удовольствие втридорога, зная Монтойю. Но какая сейчас, к черту, разница?
— На хрен разговоры, Лали! — дернул головой Северин, выдирая свои волосы из моего захвата и с силой впечатывая меня в стену за моей спиной. — Ты дашь мне засунуть мой член в тебя, или я рехнусь и за последствия не ручаюсь.
— Напугать меня хочешь? — ухмыльнулась я, сжимая его хозяйство жестче.
— Трахнуть тебя хочу! — сквозь зубы прохрипел он, сам сильнее вдавливая себя в мою руку и живот. — Давай, не стесняйся, детка!
— Думаешь, у тебя есть шансы? — Я прикусила его подбородок, и Монтойю опять тряхнуло.
— Попытайся меня остановить! — прорычал он у моих губ и тут же укусил за нижнюю, втягивая ее не так чтобы слишком больно, но достаточно для того, чтобы меня выгнуло от яркой вспышки болезненного удовольствия.
Я жадно хватанула воздух, стараясь наполнить судорожно сжавшиеся легкие, и Северин воспользовался этим, втолкнув свой горячий язык внутрь, не целуя — имея мой рот самым бесстыдным образом. Возмущенно заворчав, я ответила ему не менее яростной атакой, вторгаясь, облизывая и кусаясь. Монтойя нагло засунул одну свою ручищу с грубой кожей в вырез моего халата и стал мять мою грудь, царапая сосок мозолями. Второй он бесцеремонно раздвинул полы и, скользнув по бедру, сильно стиснул мою ягодицу. Он урчал, как голодный зверь над дорого доставшейся добычей, продолжая нападать на мой рот и поглощая мои ответные атаки. Его задница была в беспрерывном движении, он толкался и потирался о мой живот все настойчивее и быстрее. Я просунула руки под его штаны, вцепляясь ногтями в его твердые, как сталь, мышцы на этих округлостях, которые мне хотелось укусить еще в момент моего достопамятного пробуждения, и обвила его одной ногой, делая ширинку его джинсов совершенно мокрой. Северин ответил мне тем, что, гневно выдохнув, резко опустил голову и сильно втянул мой сосок, удерживая его зубами, заставляя меня удариться о стену головой от резко нахлынувших ощущений. Рука, сжимавшая до этого мой зад до такой степени, что он начал жарко пульсировать, дерзко вторглась мне между ног, погружая в меня сразу два пальца. Я сократилась внутри, обхватывая его, а Северин, ощутив это, запрокинул голову и издал нечто похожее на страдальческий рев.
— Ну, хватит гребаных игр! — отрезал он и рванул мой халат вниз, даже не озадачившись развязать его.
— Я решу, когда хватит! — отпихнула я его.
— О да, конечно, жестокая моя. Все будет, как ты скажешь, — ответил Монтойя, чуть отступая. — Но только не в этот чертов раз!
Он схватил меня так быстро, что я даже охнуть не успела, и в мгновение ока я оказалась перегнутой через мягкий подлокотник дивана. Мои руки были зафиксированы за спиной, и попытки лягнуть или вывернуться не давали результатов. Злость вспыхнула столбом белого, гудящего пламени, но при этом и возбуждение буквально затопило разум и тело. Звук расстегиваемой молнии был словно удар кнута, и я стала вырываться просто отчаянно, не зная, за что ненавижу Монтойю больше — за то, что он так легко скрутил меня, или из-за того, что не могу сейчас видеть все и прикасаться к нему. Невозможность как-то повлиять на происходящее независимо от того, как сильно я сопротивлялась, делала меня просто бешеной, но не только от ярости, но и от удушливого вожделения.
— Убью тебя на хрен! — придушенно прохрипела я, чувствуя, как его член скользнул по моим складкам, заставляя корчиться, как от ожога, настолько ошеломительно это было. Я сжимала ноги, пытаясь не впустить его, просто уже из упрямства, но была легко побеждена и позорно раскрыта для него одним сильным движением.
— Ты уже обещала, — задыхаясь, ответил он и тут же буквально вломился в меня, лишая дыхания и заорав: — О Господи Боже, наконец-то!
Его твердый живот и лобок вдавились в мои ягодицы, но Монтойя продолжал напирать, будто хотел забраться внутрь целиком. Я вцепилась зубами в обивку, давя крик животного удовольствия, от такого почти болезненного, но одуряюще приятного проникновения.
— Бо-о-оже-е-е, — прошипела я, содрогаясь, — я же тебя на куски порву!
— Да! — Монтойя почти покинул мое тело и тут же рванулся назад, заставляя диван сдвинуться с места. — Порвешь… — Очередной скрежет ножек дивана по полу и мой вырвавшийся наружу крик. — Будешь… — мощный удар бедер, взрывающий мое тело, — рвать… сколько… захочешь…
Чертов диван уперся в стену, и Монтойя совсем обезумел, делая такой же чокнутой и меня каждым своим безжалостным вторжением. Мое тело сотрясалось от его безостановочных свирепых толчков, которые все набирали темп. Я извивалась, безумствовала, проклиная, угрожая, требуя больше. И Северин давал больше, закручивая внутри раскаленную спираль до тех пор, пока не стало просто ослепляюще больно, и она лопнула, лишая меня тела, освобождая и разнося разум в клочья. Я просто исчезла на несколько коротких мгновений. Стала воздухом, легким и свободным, не озадаченным ничем и не нуждающимся в том, чтобы хоть что-то контролировать.
Пальцы Монтойи впились в мои бедра, как железные крючья, и он рванулся внутрь так сильно, что едва не переломил меня, и издал долгий глухой утробный стон, будто выворачивающий его наизнанку, и замер.
— Ох, дикая моя, мои мозги превратились в долбаное желе, — пробормотал он сипло через минуту. — Ты и правда однажды убьешь меня. Или ожиданием, или одним из таких охренительных оргазмов.
Я вывернулась из-под него и, развернувшись, влепила Монтойе звонкую пощечину, от которой его голова откинулась.
— Спутал меня с одной из своих шлюх, которых можешь перегнуть и трахнуть в любой момент, когда и где тебе вздумается? — гневно прорычала я.