Хотелось надеяться, Родман будет на месте и заснимет все это на видео. Фильм получился бы чертовски занимательным.
Нужно выбраться отсюда. Бежать.
Но что, если дворецкий говорит правду? Что, если он, Сторми, – единственное, что защищает мир, вселенную от демонов и чудовищ, от «Потустороннего Мира»? В таком случае его долг перед… человечеством сделать все, что в его силах, чтобы, как выразился Биллингхэм, «сохранить заслон».
Нет.
Наверняка найдутся те, кто с готовностью отдаст ради этого свою жизнь, кто полностью посвятит себя служению высшему благу. Те же самые люди, кто записывается в Армию спасения и все свободное время помогает бездомным.
Но он не из их числа.
Сторми сознавал, что это чистой воды эгоизм, однако ему хотелось сделать и что-то другое. У него своя жизнь. Пусть Биллингхэм найдет кого-нибудь другого, чтобы заселить этот долбаный Дом. Насколько понимал Сторми, требовалось просто чье-нибудь теплое тело. Подойдет любое. Это не обязательно должен быть он. Он не привносит в дело никаких особых дарований и способностей.
Сторми оглянулся на обеденный зал. Первым делом нужно было задать себе вопрос: верит ли он словам Биллингхэма о Доме?
Да.
Он не мог сказать почему – у него не было никаких доказательств, подтверждающих безумные заявления дворецкого, – но, наверное, это объяснялось тем, что у него имелся личный опыт общения с потусторонним миром, просачивающимся в мир реальный. А Биллингхэм предложил простое понятное объяснение.
Пора задаться следующим вопросом: кто такой Биллингхэм? Что он такое?
Этот вопрос был посложнее.
Быть может, он Господь Бог…
Господь Бог прислуживал у них в семье? Верилось в это с трудом.
Однако с объективной, толковательной точки зрения это имело смысл. Если бы речь шла о фильме, девочка, очевидно, олицетворяла бы дьявола, зло, искушение. Для того чтобы до этого дойти, не нужно быть Антониони [20] .
И тогда Биллингхэм автоматически становится Господом Богом.
Нет, не сходится. Совершенно очевидно, дворецкий ничего не знал о девочке.
Но, быть может, последнее слово здесь принадлежит не ему. Быть может, он хороший персонаж, но только у него нет необходимого могущества. Быть может, они с девочкой – лишь марионетки.
А ниточки дергает Дом.
Сторми собрался с духом. Первым делом нужно определить, как ему быть. Очевидно, Биллингхэм тут ему мало чем поможет. Сторми сомневался, что сможет вытянуть из дворецкого что-либо помимо того, что тот ему уже рассказал. Так как же ему быть – вступить с Биллингхэмом в конфликт или постараться наладить с ним отношения? Смириться с судьбой и сделать то, что ему говорят, или попытаться бежать?
Взяв со столика рядом с креслом настольную лампу, Сторми выдернул шнур из розетки.
Он принял решение бежать.
Что есть силы Сторми швырнул лампу в окно. Он ожидал, что лампа или разобьет стекло, или отлетит назад, но она просто исчезла в окне, словно погрузилась в воду…
…и тотчас же снова появилась на столе.
Дико озираясь по сторонам, Сторми увидел посреди длинного кофейного столика мраморную шкатулку, схватил ее и изо всех сил бросил в окно.
Результат тот же самый.
Твою мать! Биллингхэм посоветовал ему обследовать дом – и он его обследует, черт возьми! И первым делом найдет другой выход отсюда, даже ценой своей жизни.
Сторми вспомнил слова дворецкого: «Вас будет ждать множество сюрпризов».
Его прошиб холодный пот.
Не обращая на это внимания, он задвинул все отговорки подальше. С чего начать?
Двери. Сторми попробовал выйти через парадную дверь практически сразу же после того как попал в дом, но новых попыток с тех пор не предпринимал. И если он правильно помнил, есть еще одна дверь на кухне, а также дверь, ведущая на улицу из кабинета.
Если здесь ничего не получится, надо будет начать с первого этажа и подниматься наверх.
Сторми прошел из гостиной в прихожую. Входная дверь по-прежнему была заперта. И не просто заперта. Она намертво приросла к косяку. Язычок замка не гремел в петле, под отчаянным нажимом со стороны Сторми дверь даже не пошевелилась.
Биллингхэм находился на кухне, мурлыча себе под нос какую-то песню, которая показалась Сторми знакомой, однако он никак не смог вспомнить, где уже ее слышал. Оставив это на потом, он спустился в кабинет.
Сторми уже давно не был здесь, но он прекрасно все помнил: то, как комната выглядела, то, как пахла, то, как дневной свет, проникая в окна под потолком, умирал где-то на полпути, не достигнув стен из потемневшего дерева. Даже книги на полках стояли точно в таком же порядке, как ему запомнилось, – он узнал названия на корешках.
Когда-то окна кабинета выходили на обширный сад, разбитый за домом, но теперь они никуда не выходили. В них проникал свет, чистый яркий свет, судя по всему, порожденный солнцем, однако за стеклом все было словно затянуто или туманом, или дымом, так что там можно было различить только сплошную белую пелену и никаких деталей окружающего мира.
Ускорив шаг, Сторми подошел к двери черного входа. Он протянул руку к дверной ручке, и та повернулась сама собой. Дверь была не заперта.
Сторми распахнул ее.
И перешагнул порог Потустороннего Мира.
Все оказалось совсем не так, как он ожидал. Не было ни призраков, ни оживленных трупов, ни черного неба, ни пустынного ландшафта, ни скелетов, ни ведьм, ни клыкастых демонов, брызжущих слюной. Вместо этого Сторми обнаружил, что находится в доме, по своей структуре полностью идентичному тому, который он только что покинул, однако все внутреннее убранство в нем отсутствовало. Не было ни межкомнатных перегородок, ни лестниц, ни коридоров, а только одно огромное помещение высотой в три этажа, занимающее все внутреннее пространство здания. Лишенный украшений интерьер обладал цветом, не имеющим аналогов в известной части вселенной, совершенно новым оттенком, никак не связанным с красным, желтым, синим, черным, белым или какими-либо иными красками спектра. Высоко вверху над тремя высокими фронтонами парили облака – белесые перья, проплывающие туда и сюда под самым потолком, словно в попытке найти выход.
Это было чарующее зрелище, по-своему прекрасное, однако внимание Сторми привлекла фигура у противоположной стены: лысая женщина, совершенно голая, сидящая в огромном гнезде из соломы на яйце размером с набивной мяч.
Его мать.
Сторми словно прирос к земле, не в силах пошевелиться, глядя на нее.
Помахав рукой, мать приветливо улыбнулась.
– Сторми!