Евгений Модестович после этого откровения так запутался, что пропустил мимо ушей «Петра Лукича».
— Фёдор Юрьевич, помилуйте, — пробормотал он беспомощно, — какое бельё? Куда ушёл? Вы знали, что он ушёл?
— Конечно, не знал, — надменно произнёс Сивцов, блестяще обходя столь явную ловушку. — Откуда бы мне знать, интересно, такие вещи? И вообще я, пока дублёнку не кинул, думал, что в ванной — девушка.
— Там что, ещё и девушка была? — осоловело уточнил следователь. — Описать сможете?
— Девушка была, — Фёдор изящным жестом постучал себя пальцем по лбу, — вот здесь. В голове, я имею в виду. Описать, может, и смогу, но зачем вам в официальном документе мои фантазии? — он снова уставился на цветок и немелодично замычал. На этот раз надругательству подверглась музыкальная композиция из эротической киноэпопеи «Эммануэль».
Следователь тоже молчал, пустым взглядом рассматривая свою ручку и бессмысленно шевеля губами. В этот момент на столе зазвонил телефон. Евгений Модестович схватился за трубку, как за спасательный круг в открытом море.
— Алло! — гаркнул он. — Здорово, Семён! Как раз у меня сидит, допрашиваю. Да. Да. А вот это — с превеликим удовольствием! Пусть посидит пока, отдохнёт. Что-то выяснилось? Угу… Да. Говорит — не убивал. Поднялся, мол, потому что Папанов его квартиру затопил. — следователь покосился на Сивцова. — Правда, тут ещё какая-то девушка вырисовывается… Да. Нет. Я не совсем понял, но сейчас у меня уже сил нет с ним общаться, позже допрошу. Как, говоришь? Дурак, но не убийца? — он снова быстро взглянул в сторону Фёдора. — Насчёт первого — полностью с тобой согласен. Просто абсолютно! А насчёт убийства — не знаю, ещё много неясного… Да. Ну ладно, давай, пока!
Евгений Модестович положил трубку, ещё раз взглянул на Фёдора и протянул ему протокол:
— Прочитайте. Внизу напишите: «С моих слов записано верно, мною прочитано». Если со всем согласны — вот здесь распишитесь.
Пока Сивцов подписывал протокол, следователь уже успел, выглянув в коридор, вызвать конвой.
— В ИВС, к трофимовским, — отдал он короткое указание вошедшему милиционеру и принялся что-то писать.
— До свидания, Модест Евгеньевич, — вставая, попрощался Фёдор.
— До свидания, Сивцов, — не отрывая головы от бумаг, пробормотал Евгений Модестович.
Сивцова вели куда-то вниз, насколько он ещё мог ориентироваться в этом огромном и запутанном здании.
«Похоже, в подвал ведут, — в панике думал Фёдор. — Как бы не расстреляли!»
Но тут они подошли ещё к одному милиционеру, который сидел за столом и смотрел на несколько маленьких чёрно-белых телевизоров, на которых ровным счётом не было ничего интересного — все показывали одинаковый пустой коридор с дверями по его сторонам.
«Камеры наблюдения! — неизвестно чему обрадовался Сивцов. — Здорово! Надо будет потом рассказать Ефиму, что не все деньги в милиции разворовывают, а вот, например, технику покупают!»
Про скорый расстрел Фёдор, естественно, тут же забыл, так как смотреть на чудо милицейской техники было намного интереснее, чем думать о чём-то плохом. Сразу за пультом наблюдения начиналась решётка, перекрывающая всю стену и имеющая только маленькую решётчатую же дверцу посередине.
«Чтобы не разбежались!» — догадался пленник.
Дверь отомкнули и Фёдора завели внутрь коридора, который он только что видел на мониторах. Сивцов тут же начал вертеть головой в поисках видеокамер, за что незамедлительно был награждён лёгким, но обидным ударом по шее.
«Прямо!» — сказал голос за спиной, и Фёдор пошёл прямо по коридору, мимо мощных металлических дверей с закрытыми окошечками посередине.
«Стой! Лицом к стене!» — посоветовали Сивцову у двери с номером «8».
Фёдор подчинился. Залязгали стальные засовы, и только сейчас Сивцов по-настоящему испугался. Тут же пришли на память рассказы всегда обо всём знающего Ефима, как в милиции неугодных заключённых бросают в специальные камеры, в которых их душат.
«Заходи!» — услышал он голос за спиной и, как под гипнозом, сделал шаг в душную темноту камеры.
«Ну почему Амине именно в эти выходные понадобилось ехать к маме?» — успел подумать отчаявшийся остаться в живых Сивцов.
В этот момент с бодрым гильотинным звуком за его спиной захлопнулась дверь.
Когда глаза привыкли к полумраку, Фёдор осмотрелся. На Сивцова с умеренным любопытством смотрело человек шесть жуткого вида мужиков.
— Здорово! — сказал один из них, по пояс голый и весь в страшных синих татуировках. — Чего столбом встал? Давай, заходи, что ли, познакомимся.
Фёдор понял, что сразу его душить никто не собирается, и немного успокоился. Он сделал два шага внутрь камеры и оказался почти на её середине. Несмотря на то, что внутри находились шесть человек, спальных мест, как успел заметить Сивцов, было только четыре — два яруса слева и два справа. Сейчас все здешние обитатели занимали нижний ярус — похоже, до появления Фёдора шла игра в карты, но пришлось на время прервать неположенное занятие, чтобы не лишиться самодельного инвентаря — азартные игры находились под строгим запретом. Все с интересом смотрели на Сивцова — видимо, своим появлением он разогнал царящую здесь скуку.
— Ну чё, — сказал голый, — давай, представься: кто такой, откуда, какая статья?
— Фёдор Сивцов, институт стали и сплавов, — представился новоиспечённый узник, робея. — Статей, к сожалению, не писал. Вот наш профессор, Иван Артемьевич, тот каждый год печатается. Один раз даже в зарубежном…
— Эй ты, хорош под дурика косить, — перебил его другой заключённый, в тельняшке. — Здесь свои все. Тебя за что закрыли?
— Сюда-то? — уточнил Фёдор, смущаясь. — За убийство.
— Да иди ты! — поразился голый, недоверчиво оглядев нового сокамерника с ног до головы. — Неосторожное, что ли?
— Нет, — Сивцов даже зарделся от удовольствия, так ему льстила реакция уголовников, — за умышленное.
— Ну-ка, Слива, встань-ка, — сказал мужик в тельняшке сидящему напротив худенькому пареньку. — Уступи дяде место. Видишь — у него статья серьёзная, не то что ты со своей «бакланкой». Вставай, вставай, постоишь немного, не переломишься. А не то он тебя пёрышком — чик! — по горлу и под шконку! — и, довольный своей шуткой, заржал.
— Садись, — указал Фёдору на освободившееся место полуголый. — Погоняло-то есть? Как кличут?
Сивцов поперхнулся и попытался как-то выкрутиться; он хотел сказать: «Раньше было, а сейчас нет», имея ввиду свою детскую кличку «Сивый», но смешался, закашлялся и у него получился какой-то непонятный «бынет».
— Быня? — переспросил полуголый. — Хм… Вроде что-то знакомое, только вот никак не вспомню, — он неожиданно встрепенулся. — Это не вы два года назад с Зайцем кассу на Высоцкого взяли?
Фёдор на всякий случай кивнул.