И Евгений Дороган дал гудок.
– Идите сюда! Идите! – позвал он.
Его поступок привел этих в замешательство. Они замерли, будто выбирая, к какой добыче следует направиться, и в итоге выбрали более активную, ту, которая махала руками из джипа.
– Закрой дверь!
– Ты хочешь, чтобы укусили нас обоих? Найди вакцину. Найди!
– Закрой! – кричал Шер, хотя прекрасно понимал, что Дороган уже не сделает этого, даже если захочет.
Эти облепили джип так густо, что он пропал из виду.
– Запомните! Я – Евгений Дороган! – завизжал незнакомый голос, который мог принадлежать кому угодно, только не Евгению Дорогану. – Запомните меня!
Глаза все не могли оторваться от того, что происходило перед ними, ноги не могли тронуться с места.
Слава богу, Дороган замолчал, иначе Шер сошел бы с ума в самом прямом смысле слова.
Многорукое, многоголовое чудовище деловито шевелилось. Каждая рука, каждая глотка старалась получить свою порцию плоти. Шеру показалось, что он увидел рукав знакомой клетчатой рубашки, но вскоре Евгений Дороган пропал из виду, на этот раз навсегда. И вот уже эти стали принюхиваться, ища новую добычу.
Шер не помнил, как бежал по улице Мира. Он очнулся лишь на Каменноостровском проспекте, когда дергал ручку белой двухдверной «женской» машинки. Еще одно усилие, и он в салоне. Здесь душно, но главное – безопасно, безопасно, безопасно! Перестали дрожать руки, желудок отозвался урчанием. Способность мыслить вернулась последней.
Не так он рисовал себе поход за вакциной. План, который Стас назвал «авантюрой», на поверку обернулся чистым самоубийством. И убийством. Разумеется, он не ждал, что перед институтом будет пусто. Он был готов к трудностям и не надеялся просто войти внутрь и взять приготовленный приз. Но того, что все пойдет наперекосяк, он все же не ожидал. Да, взять в напарники Дорогана, который разбил джип на ровном месте, было серьезной ошибкой. Впрочем, кроме себя самого, упрекать ему некого. Всему виной его глупость и его тщеславие. Самонадеянный дурак!
Белоручка, который, когда дело дошло до того, что нужно проявить силу и ловкость, сразу же сел в лужу и погубил доверившегося ему Дорогана.
И все ради чего? Чтобы вместо лаборатории, где трудятся над созданием вакцины ученые, найти лишь заброшенное помещение, в котором бродят эти.
Но кое-что важное из этой поездки Шер все-таки вынес, пусть и ценой жизни Дорогана. По крайней мере теперь он, кажется, знает, что это была за вакцина. Слишком поздно он это понял. Шер в сердцах пнул машину и взвыл от боли. «Поделом дураку», – шептал он, поворачивая ключ.
* * *
«Я сам выбрал дату своей смерти – 25 августа 20… года, это день моего сорок второго дня рождения. Я так решил еще в тридцать лет. Этот день все ближе, но что мне делать теперь? Последние одиннадцать лет я планомерно шел к своей Цели. Однажды я по глупости проболтался о ней. И что же? Меня попросту закрыли в дурдоме. Люди очень странные. Если ты говоришь, что хочешь продать свой орган, к тебе выстраивается очередь. Но, когда я сказал, что хочу отдать свои органы бесплатно тем, кто в них нуждается, – меня признали умалишенным. Стали ахать, говорить, что я сбрендил. Меня положили в клинику, даже не пытаясь понять моей Цели. Обколотый галоперидолом, я вел малоподвижный образ жизни, наполненный лишь таблетками и общением со страдающими людьми. И пока я не признал прилюдно, что был неправ, что завещать свои органы людям – глупость и грех, – меня не выпустили. Мне пришлось покаяться, иначе мои органы пришли бы в негодность».
Аида опустила лист бумаги, исписанный дорогановским почерком, и обвела всех взглядом, наслаждаясь произведенным эффектом.
– Аида, тебе не кажется, что нехорошо было читать это? – с тревогой спросила Лидия Вячеславовна.
– День рождения у него – завтра! Я-то думала, чего это он так старается, строчит безостановочно? – Девушка отложила листки. – Такие секреты можно иметь, когда ты живешь один. Но он может быть опасен! Я, конечно, подозревала, что он ку-ку, но чтобы настолько…
– Мне тоже кажется, что мы должны были об этом узнать. Псих в коллективе – не шуточки. – Стас поморщился.
– Вдруг он сделает что-нибудь плохое? – поддержала Аиду Вика.
– Молодежь! Вы сильно преувеличиваете. – Семен Семенович говорил строго. – Вам не кажется, что если бы он хотел сделать что-нибудь плохое, то уже сделал бы?
– Да в том-то и дело! Он просто ждал двадцать пятое августа. Я сразу сказал, что он ненормальный! – проворчал Саня.
Аида вернулась к записям:
– «Еще в детстве я понял, что у меня нет никаких талантов. Я получал тройки по всем предметам, это был мой потолок. Ни в одном виде спорта себя не нашел. В искусствах тоже. В точных науках проявил себя слабо, в гуманитарных не лучше. Рукастым не оказался, починить проводку и прикрутить кран не мог. Танцевал плохо, так что лучше было и не начинать. Языки мне не давались. От учителей я усвоил, что я среднестатистический бездарь. От девчонок – что урод. Многие часы отрочества и юношества я потратил на размышления о смысле жизни. Мне все казалось, что способности у меня есть, что всего-то нужно их раскрыть. И в поисках своих талантов я хватался за все подряд – за кисти и краски, глину, бумагу, карандаши, конструктор, пластилин и даже нитку с иглой. Везде меня ждал полный провал. А я хотел сделать что-то, чтобы оставить след на этой земле. У каждого есть Цель. И я свою нашел».
– Хороша цель. Раздать свои потроха всем желающим, – пробурчал Саня.
– Он не собирался раздавать свои потроха, как ты выразился, всем желающим. Только тем, кто по-настоящему талантлив. Тем, кто занимается важным делом: изобретает что-то полезное или создает шедевр искусства. Но может не успеть. Он же объясняет, зачем ему все это. «25 августа я стану Донором. Мои почки, печень, сердце, роговица, легкие и даже половые органы спасут жизни других людей, будут продолжать работать в их телах, и благодаря этому я обрету свое бессмертие. Пусть не книгами, не картинами, не музыкальными произведениями я достигну его: я помогу другим людям создать то великое, что позволит и мне оставить след в веках».
Саня хлопнул в ладоши:
– Теперь я понимаю, почему он так вел себя все это время. Не пил, не курил. Боялся испортить органы.
– Он еще не на такие жертвы пошел. Слушай. «После того как я вышел из психушки, я стал острожным. Никогда и ни с кем не заводил беседы о том, что собираюсь сделать. Я не женился. Супруга, дети – все это факторы, которые сильно затруднили бы реализацию Цели или вовсе заставили бы от нее отказаться. Наличие постоянной женщины – тоже большой риск. Она всегда сможет спутать тебе карты, влюбиться в тебя. Никто не должен будет плакать, когда я умру. Я планомерно и долго шел к своей Цели. Тысячи людей ждали, когда им пожертвуют почку, костный мозг или кусок печени. И только единицы были по-настоящему достойны этого. И мне нужно было их найти. С тех пор как я решил умереть, жить мне стало легче. У моего существования наметился наконец вектор. Не каждому дано стать таким человеком. Большинство попросту ест и испражняется на протяжении всей жизни. Вынужденно занимается нелюбимым делом для того, чтобы иметь возможность прокормить себя. И заводят зачем-то детей, хотя не могут обучить их ничему достойному. Так я думал. Двадцать пятое августа совсем скоро, но что прикажете мне делать…»