Джин-Луиза взглянула на реку. Берег в округе Мейкомб – крутой и обрывистый, тот, что в округе Эбботт, – плоский и пологий. В сезон дождей река разливалась так, что по хлопковым полям можно было плавать на лодке. Джин-Луиза перевела взгляд выше по течению. Там была когда-то битва. Сэм Дейл разбил индейцев, и вождь Красный Орел бросился с обрыва.
Он думает, что знает взгорье,
Где жизнь его росла, и море,
Куда придется кануть вскоре [22] .
– Ты что-то сказала? – спросил Генри.
– Нет, ничего. Так, романтизм нахлынул… – сказала она. – Да, кстати, тетушка тебя не одобряет.
– Всю жизнь это знал. А ты одобряешь?
– Угу.
– Тогда выходи за меня замуж.
– Посватайся.
Генри сел с нею рядом на край причала. Оба теперь болтали ногами.
– А где мои туфли? – вдруг спросила она.
– Там, где ты их скинула. У машины, – ответил Генри. – Джин-Луиза, послушай меня: теперь я могу содержать нас обоих. А через несколько лет, если все пойдет как сейчас, мы с тобой вообще заживем на славу. Юг на подъеме, возможности огромны. И в округе достаточно денег, чтобы… что скажешь, если твой муж станет членом законодательного собрания штата?
– Баллотируешься? – удивилась Джин-Луиза.
– Всерьез о том подумываю.
– Против правящей партии?
– Ага. Эта махина вот-вот сама свалится, а я ей помогу грохнуться…
– Честная власть в округе Мейкомб? Боюсь, граждане не переживут такого шока. А Аттикус что думает?
– Он говорит – сейчас самая пора.
– Ты сам-то понимаешь, что тебе будет куда трудней, чем ему в свое время? – Ее отец, один раз выиграв избирательную кампанию, работал в законодательном собрании штата сколько душе угодно – дальше его всегда выбирали единогласно. Случай в истории округа уникальный – ни одна партия не поддерживала его, ни одна партия не выступала против, и больше никаких кандидатов.
Когда он ушел с поста, вакантное место единственного независимого законодателя проворно прибрала к рукам правящая партия.
– Да, будет трудно, но я дам им дрозда. «Судейская орава» спит на ходу – если провести кампанию с толком, жестко, это их встряхнет.
– Милый, я тебе соратницей в борьбе не буду. От политики меня сильно тошнит.
– Ну, если не откроешь кампанию против меня, и то хлеб.
– Восходящая звезда, а? Что ж ты не сказал, что стал Человеком Года?
– Думал, ты будешь смеяться…
– Смеяться, Хэнк? Над тобой?
– Ну да. По-моему, ты постоянно надо мной подсмеиваешься.
Что тут скажешь? Сколько раз она больно задевала его самолюбие?
– Знаешь, – сказала она, – я человек не очень тактичный, но вот клянусь Богом, я никогда над тобой не смеюсь. На словах – может быть, но в душе – никогда.
Она обняла его голову. Почувствовала подбородком черный плюш его стриженых волос. Генри приподнялся, поцеловал, крепче притянул ее к себе, на дощатый настил.
Через некоторое время Джин-Луиза высвободилась:
– Поедем, Хэнк.
– Еще рано.
– Нет, не рано.
– Ненавижу это место за то, что приходится карабкаться назад.
– Один парень в Нью-Йорке не признает лифтов и вверх по лестницам бегает как оглашенный. Уверяет, что это спасает от одышки. Не хочешь попробовать?
– Он твой парень?
– Еще чего.
– Ты мне это сегодня уже говорила.
– Тогда иди к черту.
– И это тоже говорила.
Джин-Луиза подбоченилась:
– А вот хочешь искупаться в чем есть? Этого я сегодня еще не говорила. Вот как спихну сейчас в воду!
– Ну спихни-спихни!
– И спихну!
Генри схватил ее за плечо:
– Один не желаю! Только вместе с вами, мисс.
– Ладно. Пойду вам навстречу: опорожняйте карманы. Считаю до пяти.
– Вконец вы ополоумели, Джин-Луиза, – сказал он, доставая из карманов деньги, ключи, бумажник, сигареты. Сбросил мокасины.
Они смотрели друг на друга, как бойцовые петухи. Генри прыгнул на нее, но она, уже падая, ухватила его за рубашку и утянула с собой. Молча и стремительно доплыли до середины реки, повернули и медленно возвратились к пристани.
– Подсади меня, – сказала она.
Вода ручьями бежала с них, когда они поднимались по ступенькам.
– Пока до машины доберемся, сто раз успеем высохнуть, – сказал Генри.
– Течение сегодня сильное, – сказала она.
– Черт знает чем мы занимаемся.
– Еще скажи спасибо, что я не с кручи тебя столкнула. – Она хихикнула. – Помнишь, как миссис Мерриуэзер измывалась над бедным мистером Мерриуэзером? Вот выйду за тебя – так же буду.
Мистеру Мерриуэзеру, если ссора с женой у него приключалась в пути, приходилось солоно. Сам он водить не умел, а миссис Мерриуэзер, если распря чересчур обострялась, останавливала машину, выходила и ловила попутку до города. Однажды они повздорили на проселке, где мистер Мерриуэзер прокуковал семь часов, пока его наконец не подобрал грузовик.
– А вот законодателю ночью не искупаться, – сказал Генри.
– Тогда не баллотируйся.
Машина тронулась. Постепенно прохладу опять сменила душная жара. За лобовым стеклом возникли фары встречного автомобиля – и пролетели мимо. Потом появился другой автомобиль, а потом и третий. Мейкомб уже близко.
Склонив голову на плечо Генри, она была почти довольна жизнью. И думала – а может, и впрямь?.. Хотя… ну какая из меня жена? Я с кухаркой не справлюсь. Не знаю, о чем беседуют дамы, когда сидят в гостях. Мне придется носить шляпку. Я уроню ребенка, и он погибнет.
Внезапно будто огромный черный шмель, с басовитым жужжанием рассекая воздух, пронесся мимо и исчез впереди за поворотом. Ошеломленная Джин-Луиза выпрямилась:
– Что это было?
– Очередная партия негров брутто.
– Да они соображают, черти, что делают?
– В последнее время не столько соображают, сколько воображают. Много – и о себе, – сказал Генри. – Им теперь хватает денег на подержанные машины, вот и гоняют по шоссе как угорелые. Представляют угрозу для общества.
– А права у них есть?
– Мало у кого. Ни прав, ни страховки.
– Господи, а если что-нибудь случится?