– Как же ты живешь? – ужаснулась дива.
– Я не живу, Жики. Я танцую. Вся моя жизнь этому подчинена… Но мужу я готовлю борщ и пельмени, когда есть время.
– Боржч… пэлмэни, – с трудом выговорила Жики, – я не хочу сельдерея, я хочу пэлмэни.
– Все, что захочешь! – Анна обняла диву. – Тебе будут пельмени! И Антону! А этот, – она кивнула в сторону Бориса, – обойдется! Вон какую физиономию отъел!
Борис сделал вид, что обиделся, и, чмокнув Жики в щеку, исчез. А Анна снова обратилась к диве.
– Жики, ты не могла бы… Хочу тебя попросить…
– Что угодно, дитя мое…
– Я хочу показать Libertango друзьям. Ты не могла бы присутствовать? Заодно посмотришь, как это все будет на сцене, в костюмах, со светом…
– Я приду, дорогая, – Жики погладила ее по руке. – Я с удовольствием посмотрю на твоих друзей. Мне очень интересно. Вы близкие друзья?
– Мы были близкими друзьями, – с болью произнесла Анна, – но потом в нашей жизни стали происходить ужасные вещи…
В выцветших глазах Жики застыл вопрос. И в это мгновение Анну словно прорвало. Она начала рассказывать Жики про одну чудовищную смерть за другой, про то, как ей страшно, про то, что она осталась совершенно одна.
Она не рассказала диве только об одном – о звонках шантажиста. Ей казалось, что если она только заикнется о нем, то его призрачный образ обретет очертания, и она инициирует его физическое появление в своей жизни…
Анна накрыла стол в гостиной, попросив Антона максимально отодвинуть его от того места, где еще недавно пол был залит кровью Стрельниковой. Тем не менее, Жики, войдя в просторную гостиную, сразу почувствовала что-то, долго озиралась вокруг, а затем безошибочно подошла к дивану, который хотя и был другим, но стоял там же, где и прежний. У зеркальной стены она поправила волосы, но когда Антон пригласил ее присесть, шарахнулась от дивана в сторону и скромно опустилась на один из стульев, окружавших большой обеденный стол…
– Создатель, это самое вкусное, что я когда-либо ела! – Жики умяла уже вторую порцию пельменей и с жадностью поглядывала в сторону большого блюда, где лежали, источая божественный, острый аромат еще десятка три. – Я раньше ела пэлмэни. Но твои – это что-то невероятное! Почему?
– Это особый рецепт, – ответила Анна. – Так готовят пельмени на Урале, откуда я родом.
– Урал? – спросила Жики удивленно. – Боже, где это?..
Борис захихикал.
– О, Жики, это у черта на рогах! C'est au diable vauvert!
– У черта на рогах?.. – в недоумении вскинулась дива. – Что это значит?
– Это там, где проходит граница Европы и Азии, – произнес Антон. – Не слушайте его, Жики, он вам наговорит.
– Я из Перми, – сказала Анна. – Это большой город на Урале. И у нас по-особому готовят пельмени. Мы добавляем в фарш водку.
– Водку? – удивилась Жики. – Потрясающе! Вроде как одновременно и выпил, и закусил!
Все рассмеялись.
– Жики, ты рассуждаешь, как русская, а не как аргентинка! – веселился Борис. Накормленный пельменями, он пребывал в замечательно благодушном настроении. Кошмарный призрак индейки с сельдереем не маячил перед ним, и Борис был готов любить весь мир. Он с воодушевлением повторил:
– Как настоящая русская! Выпил и закусил, это надо же!
– Изысканный еврейский комплимент, – фыркнула Анна, но Жики расцвела улыбкой.
– Merci chéri [42] . Меня всегда восхищали русские женщины. Они красивы и грациозны. Им, правда, не хватает… – она замялась, подбирая слово, – пожалуй, им не хватает страсти. Как мне кажется. Поэтому из них выходят лучшие балерины и не лучшие танцовщицы танго.
Она метнула взгляд на Анну.
– Я, признаться, не ожидала, что у нас получится то, что в результате получилось. Думала, ты не дотянешь. Как я ошиблась!
Анна благодарно улыбнулась. Похвала Жики звучала искренне – лукавить дива не умела совсем и всегда говорила, что думает. Если дело было дрянь, то она прямо так и выражалась, совершенно не выбирая эпитеты. А ее знаменитая палка завершала дело.
– Когда ты собираешься устроить просмотр? – спросила Жики, влив в себя очередную рюмочку водки.
– Во вторник вечером, – ответила Анна и взглянула на Антона, ожидая, что последует вопрос. Он и последовал.
– Просмотр? – поднял он брови. – Какой еще просмотр?
– Я хочу пригласить наших друзей, – коротко пояснила Анна, – Я договорилась с осветителями и звукоинженером.
– Я не расслышал, – медленно произнес Антон, переходя на русский язык, – ты хочешь пригласить – кого?..
– Наших друзей, – четко проговорила Анна, виновато улыбнувшись Жики, – не делай вид, что не понял.
Борис с недоумением слушал их разговор. Он тоже ничего не понимал.
– А в чем проблема? – спросил он по-французски. – Если хочет, пусть приглашает. Не целый же спектакль танцевать, а один танец – не вопрос!
Антон продолжал выжидающе смотреть на Анну. Он не знал, что она задумала, но инстинкт подсказывал ему, что все может кончиться большой бедой.
– Мы позже поговорим, и я тебе все объясню, – примирительно сказала Анна.
Жики внимательно следила за ними, переводя взгляд с Антона на Анну, с Анны на Антона. Потом, словно что-то решив для себя, опустила глаза на свои руки и стала вертеть на подагрическом пальце кольцо с трехкаратным бриллиантом. Почему-то Анне показалось, что будь у Жики в руках палка, то кто-нибудь этой палкой всенепременно бы огреб – либо она, либо Антон.
Неловкое молчание затянулось, становясь неприличным. Наконец, Жики нарушила его, потребовав:
– Хочу еще пельменей и водки! И курить! Надеюсь, у вас здесь можно курить?..
– Анна, прости, – голос Булгакова в трубке был печален, – я не приду смотреть твой танец. Ты же знаешь – я не могу.
– Серж, я знаю, что ты чувствуешь, – после короткой паузы произнесла Анна, – но пожалуйста! Я буду танцевать и в память об Алене. И это не займет много времени. Сам танец длится всего четыре минуты. Пойми, мне чрезвычайно важно, чтобы именно ты его увидел.
– Почему именно я? – удивился Булгаков.
– Потому что твоя душа мечется, как тангера в моем танце, – чуть запнувшись, ответила Анна.
– Не понимаю…
– Тебе и не надо. Просто приди завтра и посмотри. Это отнимет у тебя полчаса.
– Да дело же не во времени, – попытался он объяснить. – Я не могу представить, что увижу этих людей. Ведь это кто-то из них ее убил. Ты сама это осознаешь?