Могли и не только скотину.
— Волки — это ерунда… волк тебе яду в воду не плеснет и удавку на шее не затянет. В спину бить не станет, потому как этакое извращение в волчью его голову не придет. А главное, волк своих волчат не трогает…
Лойко говорил и раскачивался.
И все сильней раскачивался. Этак он и с колоды сверзнется, да еще, не приведи Божиня, по голове своей пустой секирою приложится, не оберешься беды.
Чегой это с ним? Неужто опохмелиться успел? Иль то с вчерашнего не выветрилось.
— И за убийство волка, который по сути есть просто зверь, но меньше зверь, чем иные люди, никто тебя судить не станет…
Он поглядел на меня снизу вверх, печально этак, ажно появилося у меня желание Лойко по голове его колматой погладить. Появилося и зникло, небось, сыщется кому и погладит и приголубить…
Бахнуло чегось.
И внове щепою брызнуло, густенько так, я еле успела щита поставить, и то — само собою вышло. Не все ж приседать-то?
— Жену заведу… пойдешь за меня, Зослава?
— Неа, — отвечаю.
— Отчего так? — Лойко глазыньки-то разлупил, насупился, обиделся, стало быть.
— Я уже обещалась.
Обида боярская мне ни к чему… только дивно, отчего это они все, что Лойко, что Кирей, что Ксения Микитична, думають, будто бы мне за радость с боярами породниться.
— Так разобещаешься… дело-то легкое. Колечко возвернешь… мое-то не хуже. — И колечко из кармана вытащил. Ободочек тонюсенький, зато с камушком лазоревым. — Примерь, Зослава…
— Не буду.
— Не нравлюся? — Колечко-то Лойко не убрал.
Вот же… до вечера еще все Барсуки ведать будут, что боярин ко мне сватался, а я возгордилася, отказала.
— И чем же я тебе, свет мой Зославушка, не мил… всем мил, а тебе вот, стало быть…
— Тем и не мил, что всем мил, — сказала я да попятилася, ну его, шаленого, то не замечает, то вдруг жениться приперло. — За этаким мужем, как ты, боярин, глаз да глаз нужен. И не только глаз, но и рука крепкая, чтоб, если загуляешь, то и поучить…
— Как поучить?
Колечко-то в кармане исчезло.
— Скалкою. Аль сковородой… сковородой-то многие бабы своих вразумляют, говорят, дюже доходчиво выходит, но боюся, что коль чугун возьму, то и покалечу невзначай.
— Экая ты… прямолинейная… но все равно женюся… на ком тут у вас можно?
— Да на ком хочешь, боярин… выйди на улицу, прогуляйся. Девок у нас хватает…
Лойко привстал.
— А и вправду, — произнес задумчиво, — отчего б мне не выйти… не прогуляться… на хаты погляжу… жену поищу… вдруг и найдется кто не такой переборливый.
Отчего б не найтись. Бабка моя повторять любила, что на каждый товар свой купец сыщется.
— И корову… — повторил Лойко, уже не для себя. — Две коровы… три… и жену…
— Две. Или три.
— Чего?
— Ничего, боярин… идите, погуляйте. Только ж вы аккуратней туточки гуляйте, а то и вправду оженят.
У нас же это быстро… Было дело, как застал Митюхин свою старшую с купцом заезжим. Так вилы к энтому купцу приставил и спросил ласково-ласково, сподобится ли тот девку честною бабой сделать аль так покуражиться решил? Вечерком же свадьбу и справили, пока не сбег жених.
— Не страшно, — Лойко рукою махнул. — И к лучшему оно… вот он взбесится…
И ушел.
Я ж только головою покачала: крепка дедова настойка. Аль боярин слаб, к оной непривычен. Но не мне с ним нянькаться…
…Арей с Ильею дрова кололи, да как-то так хитро, после кажного разу все больше колод выходило, и кололися те что вдоль, что поперек. Одного разу вовсе ровнехонькими кубиками нарезало, да величиною с яблоко… оными топить — только маяться.
Но тетка Алевтина споро сунула мальцам корзины плетеные, коих кубиками и набрали с дюжину. После распишут, мыслю, да на ярмарку свезут, забавками дитячими.
— Справные хлопцы, — сказала мне старостиха, глядючи на боярскую работу с нежностью. — Особливо азарин… гляди, Зослава, не упусти…
И этак подмигнула.
— Так ведь я обещанная… — сказала я тетке краснеючи, но старостиха только рученькою махнула, дескать, пустое.
— Кидала я на вас кости. Выпал сговор да скорая беда. Смерть. И разлука долгая…
Ну оно понятно, что коль смерть, то и разлука.
Горько сделалося.
Неужто не убережется Кирей?
Иль не об нем речь?
— А еще дороги две… и суженые… запутано, — призналась тетка Алевтина. — А вот с ним у тебя сладилось бы… вона, поглянь, какой сурьезный. И главное, ты ему крепко по душе пришлась.
От же ж… нашим-то бабам только дай кого просватать.
Придумали.
Мне, быть может, и по сердцу Арей, только…
Уйдет он. Год минет, получит грамоту свою и сгинет, как не было… у него свое резоны. Он об них мне сказывал, и честно, а я… что я?
Сказать, что примут его в Барсуках, как родного?
Может, и примут, тетка Алевтина, уж на что азар не любит, а про Арея сказывает с теплом… а может, и не примут… да и чего ему тут делать? Магик он, и силы немалой. Куда ее девать? На дрова тратить? Аль сосны корчевать? Не то это… неправильно.
Вздохнула я:
— Не о том вы, тетка Алевтина, говорите…
— Об том, Зославушка, очень даже об том. Не видишь ты, как он на тебя глядит… да только гордый больно. С гордости многие беды идут. Просто помни, что от добра добра не ищут…
Сказала и пошла.
А мне вот, значится, думать, чего она такого сказать желала. У тетки Алевтины завсегда так, навроде и просто все, да только после та простота вовсе не простою выходит.
В общем, постояла я, постояла, да и возвернулася бабке помогать…
…Вечером в нашем дворе все Барсуки собралися. Славно посидели, душевно, с песнями. Девки и хоровода устроили, Лойко на радость. Тот-то гораздый был водить, как только в ногах не путался? Главное, что еще до полуночи сгинул, видать, жениться пошел.
Ильюшка сидел рядом с теткою Алевтиной смирнехонько, рукою голову подпер, глядел не то на девок, не то на костры, которые прям-таки во дворе и разложили, думал о своем, а об чем — поди догадайся. Арей вот…
Нет, не то чтобы я тетке поверила, ей только волю дай, мигом всех вокруг оженит и радоваться станет, что угодно сие Божине, но вот… засели ее слова.
И боязно с них стало.
Вдруг да упущу чего? По глупости девичьей, по недогляду… аль, наоборот, придумаю, чего и вовсе в природе нетушки? И спросить бы, да разве ж о том спрашивают?