— В теории отправимся мы в одну деревеньку, крыс гонять. Местечко неподалеку от столицы, проверенное уже раз десять. И стрельцов туда нагонят столько, что кроме крыс неприятелей не останется, и иного люду… вот только… мнится мне, что не упустят этакого удобного случая. В Акадэмии-то пакостить можно, но по мелочи… а вот если перекинуть нас куда, где ни стрельцов, ни магов царевых, зато, скажем, люди лихие… тогда-то и случится большое несчастье.
— Ты… знаешь?
— Предполагаю. И, Зослава, не только я. Думаю, это понимают и ректор, и декан наш… и царевичи… и вообще все, кто дает себе труда подумать.
Ага, значится, я вот не даю себе труда.
Да не привыкшая я думать об том, что меня извести некто желает! По прежним-то временам, ежели и желали мне беды, то обыкновенное, девичьей, чтоб волос повылез, чтоб чирье пошло аль еще какая напасть приключилася… но вот душегубства чтоб…
— И царица знает.
— Тогда почему…
— Ничего не делают? — уточнил Кирей. — Так ведь, Зослава, хуже нет, чем неизвестного врага за спиной оставлять. Сколько лет уж его ищут… вот, глядишь, и найдут…
— А он…
— И он знает, что они знают. — Белые клыки Кирея опасно блеснули в сумерках. — Да только и он этакого шансу не упустит… вот и случится так, что встретимся мы с ним лицом к лицу. А уж дальше… кто кого переиграет… но рубка, чуется, знатною будет.
Он говорил о том с радостью. А я… я глядела на перстень.
Знают… как есть знают… и потому Илья со мною возится… и потому Лойко не насмешничает боле… и потому Игнат пропадает вечерами на этой тропе, и пыжится, силится совладать со своим талентом.
Одна я дура дурой, пока носом не ткнули…
— Мне будет жаль, если тебя убьют, Зослава.
А уж мне-то как жаль будет! С той жалости хоть с Акадэмии бегмя беги да под бабкиным подолом ховайся.
— Это первая причина. А вторая — послезавтра родительский день… и прибудет делегация от моего отца. Я хочу представить тебя им.
От мне хлопот не хватало! Азарам представляться…
— Женитьба на женщине хорошей крови укрепит мои позиции. — Кирей подбросил перстенек на ладони. — А уж если наследник родится… или несколько… одно дело извести меня, а другое — до семьи дотянуться. По законам азарским мои дети в очереди на престол поперед братьев идти будут…
Ох, мыслю я, что ничего-то хорошего с того не выйдет.
— Верно, Зослава… потому меня постараются убить до того, как дети появятся… то есть до нашей свадьбы. Тем более что я без защитного артефакта останусь.
И усмехается, ирод… весело ему, значится. Его убивать станут, а мало не хохоче…
— Я тоже, — сказал Кирей, в глаза глядючи, — не привык оставлять врагов за спиной. Всех не уберу, но самых ретивых…
— И с чего это я должна твоему самогубству способствовать?
Нет, оно-то верно, что голова — евоная, а значится, Кирею только и решать, под каким кустом ее сложить. Но я-то своею головою дорожу, ибо мнится, что самые ретивые из его ворогов решат, что неплохо бы следом за Киреем и меня отправить.
А то мало ли… вдруг да согрешили мы до свадьбы?
— То есть этой платы недостаточно? — Он вновь перстенек свой протянул.
— Плата? Мнилося мне, что подарок энто…
— Подарок. Невесте. — Кирей засмеялся уже в голос. — Правда, таких упрямых невест у меня еще не было…
— А много было?
— Одна, — глазом не моргнув, ответил он. — С малых лет еще просватанная… да вот беда, не дождалась моего возвращения. Ныне оне не мои невесты, а жены братовы. Но ты-то, Зославушка, дело иное…
Вот и поди пойми, шуткует он аль всерьез… нет, что с перстеньком — то всерьез, я разумею. А вот про невест… его ж брату-то, если чего розумею, годочков немного…
— Ты меня не предашь… во всяком случае, я надеюсь, что не предашь.
И глядит так с насмешечкою, будто бы знает про меня чегой-то этакое, чего я и сама не ведаю. А сие меня злило, так злило, что от злости этае меня ажно затрясло. Я и встала, руки в боки уперла, как нашие барсуковские бабы делають, когда супружники ихние вконец край и розум теряют.
Глянула на Кирея.
И молвила так:
— Много ты тут слов насыпал, небось, ежели б за каждое грошика давали, богатою бы стала, что твоя царица… да только одного не поняла я. Какая у меня резона есть, чтоб твоею невестою называться? Небось, помирать-то мне неохота… я ж и не пожила толком…
Кирей и бровью не повел.
Не боится он меня.
И я его не боюся, хотя ж не разумею.
— Что ж, Зослава, правда твоя… попусту головой рисковать никто не станет. И чего же ты хочешь? Денег? Да, мнится, не манит тебя золото… власти? Не твое это… только душу исковеркает.
И ступает этак, мякенько, меня по кругу обходя. А главное, что глазища его черные так и пылают, так и пылают…
— Любви? Ты девушка разумная, сама понимаешь, что это не в моих силах… но вот, думаю, есть у меня кое-что, что тебе небезынтересно будет…
И вытащил из рукава свиток.
— Прочти.
Свиток был плотным. Бумага белая, зачарованная, аккурат что грамотка та, памятная. И с гербами тремя, двумя боярскими и царским орлом трехглавым. Корона на ем золотом поблискивает. Глаза красны. Лапы когтистые сжимають скипетр и державу.
Да только не на орла я гляжу.
На буквы.
Вольная.
Дважды прочла. И третий раз — по буковке, благо аккуратненькие, пузатенькие, одна к другой липнут подруженьками сердешными.
Как есть вольная…
— И печать имеется, чтобы клеймо снять, — добавил Кирей.
— Ты…
— Прикупил по случаю.
Вот же ж… значится, не примерещился Арею тот разговор. И не зря он за печатею шел, да только опоздал.
— Игнат славный мальчик, но невеликого ума… — Кирей плечиком дернул, голову склонил, уставился на меня, не моргаючи. И мне так недобро под этим взглядом сделалося. — Мыслится мне, что матушка его была не рада… приходил он давече, втрое предлагал, чтобы я купчую вернул.
— А ты…
— А я не стал. Бумага заверена, как видишь. И в реестр внесена. Всего-то и осталось, что печать снять. Тогда будет мой родственник волен, что птица… думай, Зослава, хочешь ли ты того…
Хочу ли?
Не знаю… Арей мне не лгал, а что не сказал про убитых, небось, я бы и сама этаким подвигом хвастать не стала б…
Его воля.
Моя неволя.
И если откажуся, Кирей не станет родственника возвертать. Вольную-то попридержит, а после договорится. Наверное.