Особо, кажется, и не шумели. Борька уже душил своего партнера по спаррингу — в «миссионерской позиции», при этом противник расположился сверху. Он отчаянно колотил ладонью по полу, как это делают профессиональные борцы — дескать, все, хватит, но Борька и не думал останавливаться на достигнутом. Он работал до логического завершения, которое настало очень скоро. Глаза у противника мертвели, сомкнулись со щелчком прокуренные, но крепкие зубы…
С остальными тоже все кончено. Оба еще подрагивали, косили по сторонам, но души, почуяв свой час, уже выбирались из тел, подались к потолку, махая куцыми крылышками. «Долго им теперь тут порхать», — почему-то подумал Глеб. Борька устал — сбросил с себя свежеиспеченного мертвеца и, шумно выдохнув, пробормотал, что он не уверен, что в назначенный час им спишутся все грехи.
— Ну, спасибо, мужчины, ну, уважили старую, больную женщину… — хрипло бормотала Лида, поднимаясь на корточки и отбрасывая со лба взмыленную челку — мордашка ее при этом оставалась сморщенной, но уже не выглядела такой несчастной. Внезапно она напряглась, прищурилась, всматриваясь в зыбкие силуэты. — А это точно вы?
Борька вымученно хохотнул, подбирая свой «Катран». Лида успокоилась — кто еще, как не этот разгильдяй…
— Это не мы, Лидунь, это тебе Господь помог, — устало возвестил Глеб, отмирая и расслабляясь — похоже, шум в отстоящем от цеха помещении не повлек массового нашествия. — Его и благодари. А мы что? Всего лишь его посланники…
— Господи, как же ты вовремя, какие вы молодцы… — Лида молитвенно сложила ладошки. Похоже, происшествие ее нешуточно взволновало.
— Мы такие, — согласился Борька. — Вроде дурачки, а поступили умно. Ну, бывает, ошиблись…
— Что случилось, Лида? — Глеб вернул «Катран» в ножны, сбегал за фонарем. В коридоре было тихо.
— А я знаю, Глеб? — взбрыкнула девушка. — Шла за теми «светлячками», как ты сказал, никого не трогала. Вдруг смотрю — группа за мной, но явно не вы. Давай метаться, нырнула в первую попавшуюся дырку, а они, видать, заметили, заскочили в соседнюю — и по параллельному коридору… Слушайте, мужики, я вот думаю — не успели они своим сообщить, пока меня преследовали?
— Не думаю, — успокоил Глеб. — Криков не было, работали тихо. Сотовая связь под горой не берет ни за какие коврижки — тут пятьдесят метров бетона над нами. Общаться они могут только по рациям, хотя и эти аппараты, полагаю, не каждую стену возьмут… — Он наклонился, перевернул покойника, обладавшего при жизни прибалтийским акцентом и именем Юрис. Парню было основательно за тридцать, и жизнь его не баловала — осунувшийся, серый, лоб в морщинах, скорбные складки над губами, напоминающие по форме запорожские усы. Короткая матерчатая куртка — не маркая, с глубокими карманами, плотные джинсы, армейские ботинки с тяжелыми подошвами. Он обыскал покойника — документов у мужчины не было, только сигареты, зажигалка, примитивная сотовая «книжка», небольшая сумма в гривнах и долларах. На поясе висела рация в чехле, но прикасаться к ней Глеб не стал. Аналогично и с прочими убиенными — мужчины средних лет славянской наружности, возможно, бывшие силовики, не отягощенные избытком интеллекта, моральными нормами, чрезмерным любопытством — пашущие за деньги, а не за идею…
— Может быть, не стоило одного из них убивать? — как бы просто так заметила Лида. — Ну, поговорили бы, например, что, да как…
— Кажется, нас уже критикуют, Глеб, — усмехнулся Борька. — Может, пойдем уже, а то тут как-то неуютно?
— Вооружаемся, покойников оттаскиваем за угол — и в путь, — проворчал Глеб, снимая с мертвеца компактный пистолет-пулемет «Кипарис» — практически копию чешского «Скорпиона» 1961 года. Вороненый, с откидным прикладом поверх ствольной коробки, удивительно легкий, хотя и оснащенный магазином на три-дцать патронов. Неприятно было стаскивать с мертвеца ремень с запасными магазинами в подсумке, но он пережил. Вооруженный до зубов боевой пловец стоит десятка…
Не было в этом подземелье силы, способной остановить отступающих спецназовцев! «Мы не отступаем, — хихикал в затылок Борька. — Мы совершаем важный стратегический маневр, загибая линию фронта». Коридор, в котором они находились, тянулся параллельно арсенальной штольне, повторяя ее изгибы, и Глебу пришла в голову интересная мысль: часть пути пройти по этой норе. С риском для жизни включили фонари — пол был завален отвалившейся штукатуркой, битыми панелями и кусками кафельной плитки. Двигались быстро, пулей пролетали те участки, которые стыковались с боковыми ответвлениями. Впереди уже маячил тупик, конец пути, пора сворачивать. Лида споткнулась, присела, Борька чертыхнулся, хотел подхватить ее под локоть, но она вырвалась, прошептала «Тс-сс…» — и люди застыли…
В глазах у девушки блестело изумление — такое ощущение, что она услышала то, что услышать в этом месте невозможно в принципе. Мужчины стали прислушиваться, но ничего не поняли. Девушка покосилась на узкий проем с правой стороны, пружинисто поднялась, сунула нос за косяк. Поколебалась, вспомнив об участи любопытной Варвары, и на цыпочках вошла внутрь. Мужчины подались за ней, вспомнив, что эту «пропащую» девушку нельзя оставлять одну даже на несколько секунд. И уже за порогом они застыли в изумлении, уловив то, что она уловила давно. Право слово, это было последнее, что они рассчитывали услышать в таком инфернальном местечке!
Сдавленный храп спящего человека…
Пришлось поверить своим ушам, когда, взяв на изготовку трофейные автоматы, они продвинулись в глубину помещения. Это был какой-то вытянутый каменный бокс, имеющий бетонный пандус, а за спуском — прямоугольный черный провал, еще одна дорога в неизвестность. Храпели в коридоре, причем где-то рядом. Они опять теряли время, отпущенное на прорыв с объекта, но разве можно пройти с невозмутимым видом мимо такого? В голове уже оформлялась мысль о говорливом «языке», способном пролить свет на некоторые аспекты новейшей истории. Выключили лишние фонари, стали осторожно спускаться, втягиваться в коридор…
И вскоре сгрудились, озадаченно почесывая затылки, над невзрачным взъерошенным пареньком в ободранном камуфляже, который свернулся у стены, положив голову на стальную бухту, напоминающую колесный диск, и беспокойно спал, вздрагивая во сне. Физиономию паренька украшали веснушки, она вся была расцарапана, над глазом набухал роскошный синяк. На левом рукаве красовался шеврон с «державным» украинским трезубцем.
— Двенадцатый, просьба любить и жаловать, — вздохнул Глеб. И куда с ним теперь?
Товарищи молчали, все понятно было без слов. Никакого оружия у паренька, естественно, не было. Отсутствовал даже ремень с «державной» бляхой, и уделанная, не по размеру гимнастерка висела на солдатике, как картофельный мешок.
— Нормально… — протянул Борька. — Заснул с включенным двигателем, блин…
Реакцию на пробуждение можно было предсказать. Глеб нагнулся, потряс сновидца за плечо. И начался цирк. Солдатик взметнулся, захрипел, принялся извиваться, воспаленные глаза полезли из орбит, когда Борька сжал ему горло и закрыл ладонью рот. Он всего лишь хотел, чтобы было тихо, — морские спецназовцы, ну, просто обожают тишину! Но разве что-то можно объяснить запуганному человечку? Тот отчаянно рвался на волю, слезы потоком текли из глаз, он дрался всеми конечностями, спасая свою жизнь. Пришлось навалиться всем втроем — Борька в одиночку явно пасовал, не ожидая встретить столь упорное сопротивление. Солдатик вырвал руку, засадил Борьке в ухо, потом пытался затолкать ему пальцы в глазные впадины! И где он только такой пошлости насмотрелся?