— Знаешь, Борька, я совсем запуталась, — честно призналась Лида, подбираясь, прямая, как шпага, по другой стеночке. — Но факт, что Глеб Андреевич в наше отсутствие лихо и нескучно проводил время. Когда же мы с тобой так научимся?
— Где Зоя? — рвался на волю и рычал, как раненый лев, Штайнер.
— Спросите что-нибудь полегче, Рудольф Александрович. — Глеб схватил его за шиворот, поднял и прислонил лицом к стене. — Она испарилась, оставив с носом не только вас, но и меня. Но я-то это переживу, а вот вам будет трудно. Вы знаете, мне ее даже жалко, девочка действительно работает на СБУ, она затратила столько моральных и физических усилий, подбираясь к вашей организации, даже на завод приехала — а вам все равно удалось добраться до «клада». Полагаю, и в рядах СБУ у вас имеются полезные связи?
— Тебе все равно хана, майор… — Штайнер засмеялся, но подавился, начал кашлять. — Ты просто понапрасну сотрясаешь воздух… Мне своих людей не жалко… А вот то, что произойдет уже сегодня, очень некрасиво отразится на твоей карьере, майор…
— Готов поспорить, что вы ошибаетесь, Рудольф Александрович. Если вы имеете в виду субмарину МС-522 с запасом торпед на борту, которыми, по моим предположениям, вы намеревались поразить крейсер «Москва»… а возможно, и еще что-нибудь, то вынужден вас огорчить — лодка затоплена. Вот этими самыми руками. Экипаж погиб. Вы слишком долго тянули резину, Штайнер. Отправив лодку в последнее плавание, вам нужно было убираться со своими бандитами. Но вы свято верили в «крышу». Набрали еще мин — ну, конечно, лишний горшочек в большом хозяйстве никогда не лишний. Куда вы собираетесь их перегружать? На катер? Тогда вам стоило поспешить, а не ждать, пока Герман выйдет на связь. Впрочем, готов допустить, что на доставку надводного средства вашей эвакуации повлияли досадные технические причины. А теперь последняя приятная новость, Рудольф Александрович. Готовы выслушать стоя? Усиленная группа спецназа Черноморского флота — причем отнюдь не Украинского — уже берет в кольцо гору Каурус, так что если ваш катер уже заплыл в штольню, то я вам от души сочувствую….
Каждая отточенная фраза была ударом молотка по гвоздю. Штайнер вздрагивал, терял спесь, покрывался смертельной бледностью.
— Ты брешешь, падла… — Он взвился, чтобы вырваться, но удар по почкам был уже подготовлен, отправил атамана в позицию вопросительного знака.
— А теперь мы вами прикроемся, Рудольф Александрович, если не возражаете, конечно. — Глеб схватил его за шиворот и погнал перед собой. — Как хорошо, что мы с вами повстречались. А то людей у нас мало, а у вас много, а вам, наверное, очень хочется жить? Вы же не смертник, нет? А если представить, сколько еще вина не выпито в парижских ресторанах…
— Дымов, постой… — Штайнер начал тормозить. — Сколько ты хочешь? Миллион, два? Двадцать?
— У этого парня по ходу проблемы, — хихикнул сзади Борька. — Если он не видит разницу между миллионом и двадцатью…
— Чушь, — фыркнула Лида. — Если можно сунуть деньги, то это не проблема, а расходы. Вот только сдается мне, что у этого парня настоящие проблемы. Ведь морские спецы денег не берут, не так ли, Глеб Андреевич?
— Они их зарабатывают. — Глеб треснул Штайнера по затылку, чтобы не тормозил. — И получают в кассе, дважды в месяц. Правда, хотелось бы больше, и не только чтобы хотелось…
Он шел на чистую авантюру, рискуя жизнями своих людей. Но сами пошли, никто не звал. А за свою жизнь он уже не переживал, надоело, прорвемся! Он держал Штайнера за шиворот, толкал перед собой, пресекая любые попытки к бунту. Оборвался коридор, блеснула гладь канала. Белый день за бортом, и лучики дневного света растекались по воде, рябили тусклыми огоньками. Левое плечо вперед — он толкнул Штайнера вправо, направляя на узкую дорожку между парапетом и стеной тоннеля. Тот обмяк, покорно волочил ноги. Начал понимать, что если операция накрылась медным тазиком, то ему все равно не жить. Предположение Глеба оказалось точным попаданием! Невзрачный катер (возможно, списанный много лет назад береговой службой) стоял у причала метрах в двадцати от раскрытых раздвижных ворот. Самая заурядная обшарпанная посудина — глядя на такую, и не скажешь, что перевозит террористов! На причале и на палубе толпились люди (по подсчетам Глеба, человек двадцать пять) — они уже заканчивали работу: причал и посудину соединял трап, по нему перетаскивали на борт последнюю «единицу груза», стыдливо прикрытую сверху брезентом. При этом присутствовала и лебедка, но петля ее только поддерживала мину, которую осторожно переносили на катер четверо. Очевидно, грузоподъемность у лебедки была ограничена. Груз уже перекочевал на борт…
Глеб подтолкнул Штайнера — шевели ходулями, урод! Их заметили, заволновались. Люди на борту и на причале вскинули автоматы, стали тревожно перекликаться. Из ржавой рубки над облезлой надстройкой выбрался белобрысый знакомец Ларссон, что-то гортанно прокричал, тыча пальцем в приближающуюся группу людей. «Атакующие» распались — Антоха кинулся к стене, втиснулся за выступ в теле тоннеля. Глеб машинально покосился на него — паренек был бледен, закусил губу, что-то судорожно шептал — очевидно, молитву о вечной жизни. Только бы опять палить не начал раньше времени — как же, такая куча страшных демонов, которых он боится!
— Глеб, мы здесь останемся, прикроем… — прокаркал Борька, падая за брошенную посреди причала тележку. Рядом с ним свалилась, матерясь, как настоящий мужчина, Лида, стала возиться, отыскивая приемлемую позу. Разумно. Надеяться в атаке на этих ущербных — определенно перебор.
— Не стрелять! — закричал во все горло Глеб. Бандиты и не думали, уже заметили, что незнакомец прикрывается их непосредственным начальством. Пятились, передергивая затворы, косились на Ларссона, который кусал губы и думал нелегкую думу. — Не стрелять! — снова крикнул Глеб. — Ларссон, прикажите людям сложить оружие и сдаться! Гора Каурус окружена спецназом российского Черноморского флота! Это не блеф! Все кончено, Ларссон, вы проиграли, сопротивление бесполезно! Ваша подлодка потоплена, и рассчитывать вам больше не на что! Можете проверить — восточный берег бухты занят спецназом! Вы окружены! «Или блеф?» — подумал Глеб. Он притормозил, покрепче обхватил обмякшего вдохновителя банды, стиснул рукоятку «Кипариса».
И снова вопль — белокурый черт что-то крикнул своим людям. Двое отделились от толпы, побежали к задвинутому в скалу батопорту и через несколько мгновений уже неслись обратно, что-то тревожно восклицая и тыча пальцами за спины. «Неужели?! — опешил Глеб. — Выходит, не блеф. Молодец, Григорий Ильич!!!»
— Убрать этих! — взревел Ларссон, гневно сверкая очами и выстреливая пальцем в Глеба и компанию.
— Ингвалд, сволочь, ты что творишь?! — захрипел, задергался Штайнер.
А Глеб уже валил этого негодяя на причал, оттаскивал за вздувшийся настил. Бандиты открыли беспорядочный огонь! Стреляли с катера, строчили с причала. Многие при этом перепрыгивали через борт, другие продолжали метаться вдоль канала. Огненный вихрь пронесся над залегшими спецназовцами. Пули колотили по стене, по тележке, за которой скорчились Борька с Лидой, высекали искры, выли, рикошетили. Завизжал Штайнер — пуля рикошетом ударила по черепушке, вызвав обильное кровотечение. Он зажимал рану рукой, выгибался от боли. Испуганно верещал Антоха за выступом, выставил автоматик и принялся долбить по катеру, вереща в унисон с пальбой. Дружно ударили Лида с Борисом — истосковались руки по работе, стыдно стало за свой вынужденный простой. Открыл прицельный огонь Глеб — и сразу кого-то завалил, а кого-то заставил прыгнуть на катер, треснувшись лбом о борт. Позиция у бандитов на причале в отличие от тех, что успели переметнуться на катер, была невыгодной. Им некуда было спрятаться. Двое запрыгнули на посудину, остальные не успели — валились как подкошенные…