– У вас творог свежий? А ряженка? Мало ли что написано! У меня человек в больнице. Не дай бог, что случится! – У молочного прилавка Катя вошла в роль. Впрочем, говорила она все это больше из важности. Никакой кефир ему не нужен. Оглядевшись, Катя выбрала гранатовый сок, плитку дорогого белого шоколада, баночку меда, виноград и пять обычных ватрушек.
– Берите, они такие свежие, только привезли. И это заводские, все по ГОСТу, – сказала тетка, которая раскладывала хлеб. Катя потянула носом, и точно – запах ванили, творога, сдобы был аппетитным. «Правильно, что взяла пять. Одну сейчас съем, одну Гектору, а три ему. К чаю. Ну и что, что не домашние, все равно ведь вкусные». Она оплатила покупки и вышла на улицу.
Еще на крыльце магазина она увидела, что вокруг машины толпится народ. «О господи! Что там еще?» Катя помчалась к машине. Подбежав, она увидела, что Гектор умудрился засунуть всю морду в узкую полоску приоткрытого окна. И таким образом запер себя в этом капкане. Назад дороги не было, а может, псина не соображала, как можно это сделать.
– Он же дышать не может, бедная собачка, – говорил кто-то возмущенно, но приблизиться к «собачке» не хотел.
– А где водитель? Наверняка специально так сделал, чтобы собака не могла двигаться.
– Урод, его бы так!
– Надо вызвать МЧС! Она задохнется!
– Или захлебнется, вон, слюни пузырями уже идут!
Народ гудел все громче, и в этот момент подошла Катя.
– Так, что, укусил кого?! – нарочно грубо спросила она.
– Нет, к нему же подойти страшно!
– Знаю, потому так и сидит!
– Как вы могли его бросить?!
– Что это за хозяйка!
– Тебя бы так!
– Успокойтесь! Я сейчас открою окно!
Катя открыла машину, опустила стекло. Гектор замотал освободившейся мордой, а народ завозмущался еще пуще.
– Он же от теплового удара сдохнет!
– Бедный пес, воды ему.
И действительно, Гектор стал заваливаться набок, растопырив все четыре лапы.
Зрители заголосили. Кто-то побежал за водой, кто-то ругался с Катей, кто-то тащил старую тряпку:
– На воздух его! На воздух!
Растерянная Катя, не зная, кому в первую очередь отвечать и что делать, бросила сумки с продуктами на сиденье и пошла за каким-то мужиком.
– Мы сейчас его положим, обрызгаем водой, он оклемается, – говорил суетливо мужик, – нельзя так животное мучить, девушка.
– Да я не мучила. – Катя пыталась объяснить, но понимала безнадежность этого. Никто не поверит, что собака сама просунула свою огромную голову в такую щель.
Вернулись они минут через пять и обнаружили, что у машины почти никого нет, кроме маленького мальчика.
– А где тут собака была? – замирая от предчувствия, спросила Катя.
– Она есть, – ответил ребенок.
– Где есть?
– Там, – мальчик указал под машину, – а все люди ушли. Собачка из машины вылезла, и все сразу ушли.
Катя нагнулась и увидела, что пес лопает украденную ватрушку.
– Зараза ты, – только и сказала Катя.
– Тряпка что, не нужна? – подошедший мужик держал в руках старое пикейное одеяло.
Какое счастье, что Гектор сожрал не все ватрушки, потому что времени заезжать еще в какой-нибудь магазин у нее не было. «Приемные часы в больнице с четырех до шести. К этому пациенту пускают в любое время, но исключительно родственников, да и то не всех. По списку», – эту информацию Кате неожиданно выдал Евграфов. Вообще, если бы не он, то, скорее всего, Катя и не поехала бы никуда. Маминых слов, нравоучений и советов, что «надо надеть что-то женственное и нежное», для такого мероприятия было недостаточно. Надо было знать как минимум, в какой больнице лежит раненный при покушении Юрий Спиридонов. Евграфов нашел и больницу, узнал и палату и даже пытался договориться с руководством больницы. Его выслушали очень внимательно и уважительно – оказалось, что Валентин Петрович – человек влиятельный, но посещение не разрешили.
– Там боятся всего, в том числе и повторения покушения, и нездорового ажиотажа. Ну, это, скорее, относится к средствам массовой информации.
– И что же делать? – спросила Катя.
– Думать, – лаконично ответил Евграфов, а еще через пару дней позвонил следователь и сказал, что в интересах следствия хорошо бы навестить пострадавшего.
– Понимаете, вы с ним поговорите и, может, что вспомните сообща. Ну знаете, как бывает? Вот люди встретились, стали разговаривать, и картинка сложилась, как две части головоломки.
– А разве меня к нему пустят?
– Да, мы договорились. Только вам надо быть в определенные часы. Там все строго.
– А врачи не возражают?
– Нет, – следователь немного рассердился, – мы уже со всеми договорились. А потом, время после операции прошло, режим немного ослабили. Так что поезжайте, а потом позвоните нам, и мы назначим с вами встречу.
Катя закончила разговор и вопросительно посмотрела на Евграфова, который в этот момент пил у нее в подсобке чай с батончиками.
– Вы представляете? – спросила она, как будто Евграфов слышал весь разговор.
– Догадываюсь. Следствие зашло в тупик и хочет объединить усилия с пострадавшим и свидетельницей.
– Это вы подстроили? – Катя прищурилась.
– Что вы?! Кто послушает бывшего директора рынка? – возмутился Валентин Петрович.
– Вы меня обманываете, но в интересах следствия я сделаю вид, что ничего не заметила. – Катя погрозила ему пальцем.
– Что же вы это все на меня ополчились, – посетовал Евграфов, – с вами же, женщинами, невозможно работать. Обязательно в чем-нибудь подозревать начнете.
Катя только улыбнулась – она знала, что в стенах торгового центра раздувается очередной скандал, спровоцированный все той же Шадринцевой. Теперь в него был вовлечен и Евграфов, и его жена Майя, и сама Шадринцева. Ходили слухи, что Майя стала ревновать мужа, но вот к кому, не ясно. Очевидно было только то, что отношения между Валентином Петровичем и его женой установились почти враждебные.
– Вы поезжайте. Ведите себя там хорошо, не обманите ожиданий следователей.
– Я туда еду в первую очередь с милосердной целью – проведать раненого. А уж потом собирать информацию, – строго уточнила Катя.
– А никто и не сомневается. – Евграфов развернул очередной батончик.
К больнице Катя подъехала вовремя, несмотря на приключения с собакой, окнами и ватрушками.
– Так, ты сиди тихо! В машине сиди. – Катя повернулась назад, и тут же собака облизала ее. – Да, господи, не лижись! Слушай меня! Вести себя тихо. Я вернусь быстро. И если ты будешь паинькой – куплю тебе банку оливок.