– Так много хаффитов! – Джардир в изумлении смотрел на море выбритых лиц и коричневых безрукавок. – Каждое утро я слышал об этом с бирок, но толком не задумывался. Вас в Красии больше всех.
– У тех, кто не допущен в Лабиринт, есть свои преимущества, – ответил Аббан. – Например, долгая жизнь.
Джардир кивнул. Об этом он раньше тоже не задумывался.
– Ты хоть раз об этом пожалел? Несмотря на свою трусость, хоть раз пожалел, что не видел Лабиринт изнутри?
Аббан надолго замолчал.
– Какая разница? – наконец сказал он. – Этому не суждено было сбыться.
Они прошли еще немного, и Джардир резко остановился. На другой стороне улицы стоял хаффит-великан не менее семи футов ростом. Его тело в коричневой безрукавке и шапочке бугрилось мышцами. Под мышками он прижимал к себе по здоровенному бочонку воды – так же запросто, как держал бы пару сандалий.
– Эй ты! – окликнул Джардир, но великан не ответил.
Джардир подошел к нему и схватил за руку. Хаффит резко обернулся, вздрогнул и едва не уронил бочонки.
– Я к тебе обращаюсь, хаффит, – проскрежетал Джардир.
Аббан положил руку на плечо Джардира:
– Избавитель, он тебя не слышал. Он родился глухим.
Действительно, великан стонал и лихорадочно показывал пальцами на уши. Аббан успокоил его несколькими быстрыми жестами.
– Глухим? И поэтому не преуспел на Ханну Паш?
Аббан засмеялся:
– Избавитель, детей с такими изъянами не призывают на Ханну Паш. Этот человек – хаффит от рождения.
Еще один хаффит, крепкий мужчина лет тридцати пяти, вышел из палатки и замер при виде Джардира и Аббана.
– Стой, – приказал Джардир, когда хаффит попытался улизнуть. Тот упал на колени и уткнулся лбом в землю.
– О великий Шар’Дама Ка! – пролепетал хаффит. – Я недостоин твоего внимания.
– Не бойся, брат мой. – Джардир ласково положил руку на плечо перепуганного хаффита. – У меня нет племени. Нет касты. Я представляю всех красийцев – дама, шарумов и хаффитов.
Слова Джардира немного успокоили хаффита.
– Скажи, брат, почему ты носишь коричневое?
– Я трус, Избавитель. – У хаффита перехватило горло от стыда. – Сила воли подвела меня в первую ночь в Лабиринте. Я перерезал поводок и… убежал от своего аджин’пала.
Он заплакал, и Джардир не стал ему мешать. Затем он сжал плечо хаффита, чтобы тот поднял глаза.
– Можешь идти за мной по базару, – разрешил он.
Хаффит потрясенно ахнул.
– Глухой тоже, – сказал Джардир Аббану, и тот жестами истолковал его слова великану.
Оба хаффита покорно пошли за Аббаном и Джардиром. К ним присоединились все, кто слышал разговор, мужчины и женщины. Даже купцы оставили товары без присмотра и последовали за Избавителем.
Джардир повсюду видел крепких мужчин в коричневом. Каждому по той или иной причине было отказано в черном. Никто не осмеливался лгать, когда Джардир спрашивал почему.
«Я был хилым ребенком», – ответил один.
«Я не различаю цвета», – сказал другой.
«Отец дал взятку дама, чтобы меня не забрали», – робко признался третий.
«Мне нужны очки», – говорили многие. Других вышвырнули из шарадж только потому, что они были левшами.
Джардир хлопал каждого по плечу и разрешал идти следом. Вскоре за ним собралась огромная толпа, в которую вливались все новые и новые прохожие. Наконец Джардир обернулся к многотысячному сборищу и кивнул. Он взобрался на тележку разносчика, чтобы возвыситься над толпой, и оглядел женщин и хаффитов.
– Я Ахман асу Хошкамин ам’Джардир асу Каджи! – крикнул он и вскинул Копье Каджи. – Я Шар’Дама Ка!
Толпа взревела в ответ, и Джардир поразился ее силе и мощи, о которых прежде не подозревал.
– Эверам поручил мне уничтожить алагай, – крикнул Джардир, – но для этого мне нужны шарумы!
Он обвел толпу рукой.
– Я вижу среди вас крепких мужчин, которым в детстве отказали в копье, вынудив жить в бесчестье и бедности, в то время как ваши братья сражаются во славу Эверама. Позор лег и на ваших родителей, и на детей.
Мужчины, которых Джардир позвал за собой, кивали и соглашались с его словами.
– Теперь у нас есть волшебное оружие против алагай, – объявил он. – Мы насаживаем их на копья сотнями, но у нас больше копий, чем способных сражаться мужчин. И я предлагаю всем вам второй шанс! Любой крепкий хаффит, который хочет выступить на алагай’шарак, завтра может явиться на учебную площадку, где каждое племя воздвигнет хаффит’шарадж, чтобы обучить вас. Тех, кто пройдет обучение, нарекут ха’шарумами. Вы получите меченое оружие, чтобы смыть позор и пробить путь на Небеса для себя и своих родных!
Все потрясенно молчали. Мужчины, которые прожили всю жизнь под пятой шарумов, пресмыкались перед их кастой и трудились на ее благо, начали расправлять плечи. Джардир словно слышал их мысли. Они думали о славе, которая их ждет, о шансе на лучшую жизнь.
– Грядет Шарак Ка! – крикнул Джардир. – На Великой войне славы хватит на всех. Кто из вас поклянется сражаться рядом с мной?
Первый хаффит, которого Джардир позвал за собой, – тот, который убежал от своего аджин’пала в Лабиринте, – растолкал толпу и опустился на колени.
– Избавитель, мое сердце болит с тех пор, как я потерпел неудачу в Лабиринте. Молю тебя о втором шансе.
Джардир коснулся его плеча Копьем Каджи.
– Встань, ха’шарум.
Мужчина повиновался, но не успел он выпрямиться во весь рост, как ему в спину вонзилось копье. Джардир поймал его, не дав упасть, и заглянул в глаза. Ха’шарум харкнул кровью.
– Ты спасен, – сказал Джардир. – Врата рая откроются перед тобой, брат.
Мужчина улыбнулся, и глаза его подернулись пленкой. Джардир опустил тело на землю, глядя на копье, торчащее из спины. Короткое, для ближнего боя, какие предпочитали дозорные Нанджи.
Джардир поднял взгляд и увидел трех нанджи. Дозорные держали в руках короткие копья и веревки с грузилами. Хотя светило солнце, их лица были закрыты ночными покрывалами.
– Ты зашел слишком далеко, шарум ка, предлагая копья хаффитам, – крикнул один из воинов.
– Ты должен умереть, – поддакнул другой.
Они пошли в атаку, но несколько хаффитов выступили из толпы и заслонили Джардира.
Нанджи засмеялись:
– Глупо было покидать дворец без охраны. Хаффиты не смогут тебя защитить.
Неудивительно, что воины не видели угрозы в женщинах и хаффитах, но мгновением раньше Джардир ощутил силу толпы и на их месте не был бы столь беспечен. Однако напрасные смерти ему ни к чему.