Дин громко сглотнул, шумно вздохнул, как бы прикидывая такой поворот событий.
— Тонкий у тебя юмор… Курт, — через силу посмеялся, — и очень уместный…
Ау-у-у…
Внезапно разлетевшийся по округе призрачный клич заставил обоих оторопеть, забыть на секунду о капкане. Обернувшись, вглядываясь в густеющую тьму, я не сразу заметил стаю волков у покрытой льдистой коростой опоры ЛЭП, возвышающейся совсем недалеко. Те негромко скулили, тявкали, колотили затвердевший к ночи наст, нюхали снег. И только один из них — самый матерый и здоровый потрошитель, — гордо вытянувшись на крыше бесколесной легковушки, заунывно выл в небо, сверкал красными, как пламя, глазами и держался ото всех особняком, пока нас не замечая.
— Да уж… не думал я, что так сдохну… — начал нагнетать обстановку Дин, — эх, охотничек, блин: на капкан наступил, осталось только закуской для волков стать…
— Не тарахти, — перебил я и сразу: — Лучше помоги-ка тебя из тисков вытащить, — попробовал разжать ловушку самостоятельно — чуть не порвал себе жилы: та даже не шевельнулась. — Одному мне здоровья на это не хватит…
С тревогой в глазах посмотрев в сторону ЛЭП, Дин с невероятным усилием приподнялся, приник к капкану.
— Разом! — велел я, тоже схватился. — И…
Однако тот, несмотря на силы, приложенные двумя мужчинами, приоткрылся лишь на четверть и — опять вцепился в подошву. Напарник взвыл не хуже потрошителя и, обессиленный, уткнулся горячим вспотевшим лбом мне в плечо, тяжело и жадно дыша через нос.
Ау-у-у!!.
— Бесполезно, Курт, он даже не поддается… — жалобным, просящим тоном проскулил Дин и продолжил: — Не трать на меня время… уходи…
Волки, видимо услышав последний вопль человека, засуетились, затоптались. Вожак устремил в нашу сторону свои жуткие глаза, отыскивая в темноте, спрыгнул с машины.
— Помолчи и давай попробуем еще! — одернул Дина и вновь схватился за капкан. Тот оторвался от моего плеча, приготовился к новой попытке.
— Еще! — скомандовал я. — Из последних сил!
Наконец тугой капкан с неохотой поддался, разжал железные челюсти, освобождая напарнику ногу. Дин тотчас отпихнул ловушку, закряхтел.
— Такой ботинок мне испортил… — с грустью протянул он, — сносу им не было!
— Нашел что жалеть, — возразил я и, не церемонясь, взвалил его руку себе на плечо, — я тебе тысячи таких куплю — наживное это все. Давай-ка лучше с дороги сходить, пока потрошители не учуяли…
Дин согласно кивнул, что-то неразборчиво забубнил.
Забрав наши вещи — потащил напарника по проталине к двум невысоким обезлюженным домам, по возможности присыпая снежком сочащуюся из стопы кровь с надеждой сбить волков с толку, если те вдруг удумают погнаться.
Гав!.. Р-р-р…
— Надо… дров найти… — чуть слышно шептал на ухо Дин, — замерзнем ведь нахрен…
Ничего не ответив, я выбил входную дверь первого дома, внес того внутрь. Пройдя через короткий коридорчик в гостиную, сплошь заметенную пеплом, — разместил на кожаном диване, рядышком скинул вещи и — запирать квартиру. И не успел еще даже отойти — с улицы послышалась возня, фырканье и голодный рык — потрошители все-таки напали на наш след. Стало быть, грядет яростная осада убежища.
«Надо укрепить дверь, — вертелась в голове горячая мысль, — иначе выбьют, запросто выбьют…»
Вспомнив на секунду тот день, когда потрошители ломились ко мне в комнату через дверной проем, прикрытый непрочным гардеробом, я метнулся обратно в гостиную, отыскал высокое кресло — первое, что попалось на глаза, — и повез к двери.
— Куда ты его тащишь?.. — бросил вдогонку Дин.
— Баррикаду мастерить — куда. Волки сейчас сбегутся!
И подпер вход.
Напарник зашуршал на диване, но больше ничего не сказал.
А когда пришел, Дин, вцепившись трясущимися руками в ружье, как старый дед, уже сидя глядел на меня какими-то бешеными, ненормальными глазами, словно волки нарисовались прямо за спиной.
— Ты чего всполошился-то так? — кивнул ему как ни в чем не бывало и — в рюкзак: искать то, чем можно остановить Дину кровь. Отыскав старую рубашку, какую планировал использовать как раз-таки в подобных случаях, — нещадно изорвал на лоскуты. Потом досказал: — Ружье-то убери: кресло крепкое — не выбьют.
Немного успокоившись, напарник заморгал, будто отходя от беспокойного сна, отложил оружие, но, заметив, что собираюсь делать перевязку, остановил:
— Стой, — и вытащил из своего рюкзака маленькую потертую аптечку оранжевого цвета с ярко-красным крестом на крышке. Вскрыв — вручил нищенский кусочек бинта и малюсенький флакончик перекиси. — На вот, что осталось…
— Где нашел? — изумился я.
— Да… — замялся Дин, но все же ответил: — Да как-то давно мимо старой больницы шел, дай, думаю, зайду, ну вот и нашел.
— А мне, главное: «Не собиратель я, не собиратель!» — передразнил я, улыбнулся. Тот скромно закивал, тоже улыбнулся, глаза хитро засияли. — Врун ты, Дин. Я ж тебя всего насквозь вижу.
Дин не обиделся, лишь досадно выдохнул, в душе признавая: как бы ни старался, скрыть от меня не удастся ничего.
Пока обрабатывал его раны, волки, унюхав нас, принялись долбить дверь, раздирать когтями. Снаружи в это время доносились то яростный лай, то скулеж, то гавканье, перерастающее в надрывный вой, словно, помимо основной стаи, к ней присоединилась еще одна такая же, но уже преимущественно из бродячих собак. Однако кресло пока выдерживало непрекращающийся натиск, отзывалось только натужным скрипом. Постигающие неудачи вынуждали потрошителей с утроенным усердием идти на штурм, жаждая любой ценой заполучить кусок теплого человеческого мяса.
Бум-бум… бум…
— Ох, как рвутся-то! Оголодали, видать, черти… — посмеивался Дин, виляя перебинтованной ногой. — Надолго вас хватит-то?
— Может, к утру успокоятся, — стараясь не обращать внимания на жуткий грохот, от какого звенели стены во всем доме, вставил я и — спросил: — Костер разводить будем?
— А как же! И так мерзнуть уже начинаю как собака, — и прибавил: — А через окна не запрыгнут? Первый этаж все-таки… Поглядишь?
Обошел всю квартиру, заглянул на кухню, зашел в маленькую комнату — все окна зарешечены, прикрыты темными шторами.
— Если только потрошители умеют перекусывать кованую сталь, — вернувшись, успокоил Дина, — или орудовать ломами.
Напарник тихонько посмеялся.
Костер разожгли из трухлявой мебели и ламината, имеющегося в квартире. В прокаленной холодом гостиной сделалось значительно теплее, светлее, не так мрачно, как прежде. По потолку и стенам запрыгали ярко-желтые отблески, поползли кривые тени. Они извивались гадюками, касались пола, дивана, носились, неудержимые, по углам. Само же пламя смачно трещало, требуя свежих дров, щедро курилось сизым, вовсе не противным дымком. Или уловив его, или считая, что до людей им сейчас не добраться, потрошители на время отступили, курсировали теперь неподалеку от дома, обиженно скулили, по-новому копались в снегу, ища прокорм.