Дипломат сел.
— Что скажут военные? — товарищ Ким Пак прошелся взглядом по ряду армейских и флотских чинов.
Грузный генерал скрипнул креслом и произнес:
— Русская сторона была предупреждена нами об учебном пуске.
— Я понял вашу позицию, — Ким Пак вскинул руку, — она не изменилась со времени прошлых испытаний. У нас с русскими много разногласий, но зато у нас общие враги: США, Япония и весь Запад в целом. Так что нежелательных последствий инцидента не предвидится.
Военные и флотские, соглашаясь, закивали, мол, так будет продолжаться еще долго. Высокопоставленный представитель спецслужб позволил себе реплику с места:
— Даже если наша ракета упадет на жилые кварталы Владивостока, они и это стерпят.
Товарищ Ким Пак не стал развивать высказанную мысль, он и сам придерживался такого же мнения.
— Это слабое утешение, — произнес он. — Конечно, всякие испытания предусматривают определенный процент неудач, но мы не можем позволить себе, чтобы неудачи следовали одна за другой. А между тем научные коллективы, группы инженеров обеспечиваются по высшим нормам продовольствием и товарами широкого потребления. Программа поглощает массу народных средств. Наш любимый руководитель учит: «Бережливость — черта коммунистическая». Следующие испытания должны стать успешными, — сказал он с гордо вскинутой головой. — Товарищам ученым есть что сказать? Но слушать голословные оправдания я не намерен. Только конкретные предложения.
Желающих рискнуть собственной карьерой, а возможно, и головой не находилось. Синие френчи сидели, опустив глаза. И тут неожиданно для всех попросил слова моложавый референт, сидевший рядом с начальником отдела ЦК.
— Трудности бывают преодолеваемыми и непреодолеваемыми. Согласитесь: человек даже при всем желании не может превратиться в собаку, и за это нельзя его винить…
Неожиданное начало заставило некоторых из собравшихся за овальным столом улыбнуться, большинство же насторожилось.
— Благодаря мудрому руководству и гению нашего народа исключительно собственными силами был создан и успешно испытан ядерный заряд…
Вроде бы выступление входило в привычные для КНДР рамки официальной беседы.
— …неужели мы можем предположить, что среди передового отряда наших ученых и технической интеллигенции, работающего над созданием средств доставки — ракет-носителей «Тэпходон-2», появились саботажники и предатели? Конечно же, нет. Они не хуже и не лучше ученых-ядерщиков. Давайте будем откровенными. Наша электронная промышленность отстала от передовых стран, — референт звучно похлопал ладонью по стопке западных научных журналов. — Мы сумели скопировать и улучшить конструкцию советской ракеты средней дальности «Скад», создать на ее основе более совершенный носитель «Тэпходон-2», но… — референт с печальным видом развел руками, — ни Советский Союз, ни теперь Россия не стали делиться с нами разработками в создании средств наведения.
В зале одобрительно загудели, ответственность перекладывалась с разработчиков на внешнее враждебное окружение.
— …однако это не повод опускать руки. Если пропасть невозможно преодолеть прыжком, не стоит делать попытку преодолеть ее двумя прыжками. Надо обратиться за помощью к тем, кто уже находится на другой ее стороне. Конечно же, никто безвозмездно не станет делиться с нами технологическими секретами. Но не будем забывать, что мы продвинулись в создании ядерного оружия. Есть страны, которые не боятся вызвать недовольство мировых жандармов — в особенности США. Это те государства, которые, как и мы, неустанно пекутся о своей военной безопасности. Например, Иран.
Когда прозвучало название этой страны, лица дипломатов сами собой просветлели.
— Ему удалось создать надежное средство доставки. Его ракеты средней дальности способны достигать территории Израиля и точно поражать цели. Но у них нет главного — под давлением Запада президент Махмуд Ахмадинеджад то и дело вынужден обещать МАГАТЭ свернуть производство «тяжелой воды» в Исфахане. Почему бы нам не сотрудничать? Да и любимый руководитель Ким Чен Ир учит, что абсолютно любое государство имеет право на абсолютно любое атомное оружие. И ни о каком нераспространении атомного оружия, как утверждают Конвенция 1964 года и Международная конвенция о запрещении ядерных испытаний, речи вестись не может.
Начальник отдела Ким Пак с одобрением кивнул своему референту:
— Я помню вашу докладную записку, поданную на мое имя. — Он глянул на представителя МИДа. — Вы получили ответ на предварительный запрос?
— Мы связались с Тегераном, предварительный результат переговоров положительный, — прозвучала в ответ реплика. — Теперь дело за военными и спецслужбами.
Подтянутый кореец в штатском, сидевший в стороне от других, улыбнулся с легким превосходством и обменялся взглядом с референтом, после чего произнес:
— Спасибо, вы озвучили то, что собирался сказать и я. Я внимательно ознакомился с вашей докладной запиской, поданной на имя уважаемого товарища Ким Пака. Переговоры с иранской стороной почти окончены. Остались только технические сложности обмена необходимой информацией и технологиями…
Второй раз за этот день у начальника отдела науки ЦК компартии КНДР похолодело внутри. Теперь он уже другим взглядом смотрел на своего моложавого образованного референта. Тот сумел сработать «через его голову», нарушил партийную иерархию, но сделал это так, что теперь его было не в чем упрекнуть. Товарищу Ким Паку оставалось лишь одно — делать вид, будто референт действовал с его согласия и одобрения. Что-что, а толк в партийных интригах он знал.
Ким Пак торжественно поднялся, протянул руку референту.
— Конечно, вы немного поспешили, озвучив мнение руководства нашего отдела, — «руководство» прозвучало так, что ни у кого не оставалось сомнений: речь идет о самом Ким Паке, — я рад, что вы не перестраховщик. Новое поколение. Наша смена. Благодарю вас, товарищ Ир Нам Гунь.
Начальник отдела протянул руку референту. Тот ее крепко пожал. Моложавый Ир Нам Гунь сыграл ва-банк и сорвал куш. Впервые начальник публично назвал его, да еще в присутствии руководящих работников, не просто товарищем референтом, а по имени и фамилии. А это могло означать, что все связанное с переговорами между Ираном и КНДР по поводу ядерной программы пройдет через его руки.
Илья Георгиевич Макаров всегда ценил только первый день отдыха. Именно он приносил радость, позволял расслабиться. На этот счет у командира сверхсекретной мини-субмарины даже имелась собственная теория. Он ее называл феноменом «первой рюмки». А заключалась она в следующем. Садится человек за стол в плохом расположении духа, но в приятной компании. Цель вполне естественна и благородна — поднять настроение. И вот уже холодная водка разлита по рюмкам, произнесен первый тост или же просто фраза: «Ну поехали».
Стекло сошедшихся над столом рюмок отзывается серебряным звоном, спиртное обжигает горло, а затем приятным теплом растекается по телу. Выпивший прислушивается к собственным ощущениям. И действительно, после первой рюмки настроение улучшается, мир кажется более ярким, будто бы вместо тусклой «двадцатипятки» в патрон вкрутили яркую стоваттную лампочку. Настроение «поправлено», вроде бы можно и остановиться. Цель достигнута. Но человеческая природа такова, что всегда хочется большего. «После первой стало лучше. Значит, после второй станет совсем прекрасно» — примерно так рассуждает человек.