Батяня тяжело вздохнул, вытерев ладонью мокрый лоб. По выражению его лица было понятно, что он думает совершенно иначе и отступать от своего не намерен. Слева стоял ухмылявшийся Мэй, а справа — начальник местной полиции. Лейтенант позевывал, словно говоря о том, что он уже утомился от этой бесперспективной и бессмысленной экспедиции.
Тяжело дыша, Василий попытался ухватиться за какой-то мизерный бетонный выступ, чтобы передохнуть хоть несколько секунд. Ему удалось уцепиться пальцами, но через мгновение его толкнул один из собратьев по несчастью, и Разгуляев снова погрузился в воду.
— Виктор, как ты?! — заорал он.
— Пока на плаву, — откликнулся инженер, — рассекаю волны.
Крики, стоны узников — все сливалось со звуком работавшего компрессора. Плавающих, вернее, барахтавшихся в воде людей от решетки отделяло уже меньше метра. Ни малейшего лучика света не пробивалось сверху. Темнота была повсюду. Выглядело так, что пленников решили здесь и погубить. А компрессор должен был заглушить предсмертные крики…
Силы у всех были на исходе. Особенно тяжело приходилось женщинам. Тая напрягала последние силы, чтобы удержаться на плаву. Общее «руковод-ство» взял на себя Василий.
— Сейчас мы погибнем! — крикнул Хиу и тут же скрылся под водой.
— Держись… — Разгуляев нырнул и вытащил шедшего на дно секретаря. Тот жадно хватал воздух, но сил держаться на поверхности у него уже не было.
— Я больше… не могу… — простонал он.
— Сейчас будет решетка, — показал вверх Разгуляев, — вот за нее и удержишься.
— А потом? — безнадежно прошептал секретарь.
— А потом будет видно. Держись! — Василий ринулся к китаянкам, которым приходилось совсем туго.
Вода все подымалась. Разгуляев с инженером помогли женщинам ухватиться за решетки. Подплыв к тому месту, где за жизнь цеплялся Хиу, Разгуляев увидел, как тот снова скрылся под водой. Чертыхнувшись, Василий нырнул, но в этот момент получил сильнейший удар ногой в глаз — конечно, непреднамеренный. В голове все закружилось, и, оттолкнутый от Хиу, Василий потерял мгновения, а Боб пошел на дно. Никогда не отличавшийся особо могучим здоровьем, он не выдержал такого экстрима.
«Еще минут десять — и все, — с каким-то обреченным спокойствием подумал Разгуляев. — Как все-таки глупо умирать приходится…»
Однако он еще успел поддержать китаянку, разжавшую обессиленные руки. И вдруг молотивший компрессор замолк.
— Слышите? — заорал Левченко. — Чует мое сердце, что…
В глаза, привыкшие к темноте, больно ударил луч света — наверху стащили первый мешок.
— Держись, братва! — подбодрил всех инженер. — Сейчас вылезем.
Китайские бандиты, оказавшиеся в данном случае спасителями, растаскивали мешки.
— Быстрее… — прохрипел Левченко.
Те, кто находился наверху, изумленно замерли, увидев, что пленники, еще недавно сидевшие в глубокой яме, находятся у самой решетки. Однако, тут же оценив, что промедление смерти подобно, с удвоенной энергией принялись расчищать отверстие. С грохотом откинулась решетка и обессилевших людей стали вытаскивать на поверхность. Пленники прежде всего были товаром, а товар надо беречь — ведь за него можно получить деньги…
В этот момент от острова на большой скорости удалялся катер с Батяней и полицейскими.
Последним из воды извлекли Разгуляева. Единственным желанием вконец обессиленного Василия было улечься на земле и не двигаться. Однако над ним раздался голос, вынудивший его поднять голову.
— Мистер Разгуляев? — Чжанг, засунув руки в карманы, насмешливо ухмылялся, хотя было видно, что он сам ошеломлен тем, что произошло. — Вы живы…
Собрав последние силы, Разгуляев уселся на земле, опираясь на руки.
— А что, вы недовольны? Хотелось, чтобы я концы отдал?
— Наоборот, — произнес Чжанг, — я очень рад.
«Придушить бы тебя, гадина, — подумал Василий. — С каким бы удовольствием свернул бы я тебе шею…»
— Как идут… переговоры по поводу выкупа… за меня и остальных… моих соотечественников? — не то что двигаться, но и говорить Василию было трудно, поэтому паузы между словами преодолевались с усилием.
— Переговоры ведутся, — сообщил Чжанг.
Он извлек из кармана сигарету и долго мял ее в пальцах, прежде чем закурить.
— Процесс идет, но господин Хиу действовал… неправильно, — на губах Чжанга зазмеилась усмешка, — а потому возникла задержка. Кстати, я что-то его не вижу.
— Он утонул, — сказал Разгуляев.
— Ай-яй-яй, — покачал головой китаец, — какая жалость. А мне казалось, что господин Хиу исправит свои ошибки. Но судьба решила по-своему. Какой-то прорыв трубы — и человеческая жизнь окончена. Но в этом никто не виноват…
«Почему не виноват?» — мелькнуло в голове у Разгуляева.
В следующее мгновение он понял, что об их подпиле никто не знает. Значит, по мнению Чжанга, все, что произошло — авария. Тем лучше — во всяком случае, наказывать за это пленников не собираются. А узники-китайцы будут молчать. Ведь если они и рассказали бы о попытке побега русских, у хозяев немедленно появится вопрос: почему молчали?
— Что с нами будет? — спросил Василий.
— Отдыхайте пока, — брюзгливо произнес Чжанг, — свежий воздух, солнце…
Пленников разместили под открытым небом, на небольшой площадке, с трех сторон окруженной деревьями. Три китайца с автоматами, стоявшие невдалеке, красноречиво свидетельствовали о том, что попытка бежать ни к чему хорошему не приведет. Впрочем, узники были так обессилены, что о побеге никто даже и не думал.
Чжанг, докурив сигарету, бросил окурок под ноги и поправил воротник рубашки. Он подошел к рабочим и, указав на одного из них, поманил пальцем.
Китаец подскочил к Чжангу и подобострастно поклонился. Это был тот самый, который недавно говорил с Батяней, убеждая майора в том, что в трансформаторной будке находятся его соотечественники.
— Молодец, хорошо потрудился, — оскалился Чжанг, — все выглядело очень убедительно.
Он извлек из кармана бумажник и, отсчитав несколько банкнот, вручил рабочему.
— Бери. Заработал, — Чжанг похлопал его холеной ладонью по щеке.
— Спасибо, господин, — кланялся тот, — спасибо.
И без того неширокие глаза рабочего совершенно скрылись за улыбкой, растянувшей рот до ушей. Остальные его коллеги завистливо смотрели на счастливчика, лично удостоенного награды самим хозяином — всесильным Чжангом.
Россияне глядели на эту сцену, ничего в ней не понимая. Ясно было одно — за добрые дела Чжанг никого и никогда не награждает. Вот разве только пулей…
На дорожке захрустел гравий, и на площадке появился сын Чжанга.