«Тебе, скотина, только с коровами и трахаться», — зло подумал Батяня.
В памяти всплыли лицо Чалова, высокий нескладный Сидоркин. Вспомнилась недавняя сцена на аэродроме, когда Сидоркин зло смотрел на Калмыкова, демонстрирующего правильный кошачий прыжок. Где сейчас Чалов? Где сейчас Сидоркин?
— Ну, какого еще хрена вам от меня надо? — глухим голосом спросил Батяня, не оглядываясь на громилу, и на всякий случай, чтобы не сказать лишнего, сжал зубы. У него появилось жгучее желание сейчас же броситься и на этого громилу с автоматом, и на умника радиста.
— К команде надо. К своим друзьям надо идти, — веселый радист показывал рукой в сторону помещения, где с тревогой его ожидали как матросы, так и поредевшая группа его бойцов…
Покачиваясь на волнах, то зарываясь носом в голубую вспененную воду, то взлетая вверх, большая яхта неслась к сухогрузу, который медленно уходил в открытое море.
У штурвала яхты сидел чернокожий матрос с повязкой на голове. Рядом с ним стояла Фатима.
Фатима говорила в микрофон, пыталась убедить Газифа остановиться.
— Газиф, я хочу быть с тобой. Я боюсь за тебя, Газиф. По радио говорят, что скоро будет шторм, Газиф. Я не хочу тебя терять, Газиф. Я люблю тебя, Газиф. Поэтому я наняла яхту, чтобы быть с тобой в эти минуты опасности.
В ответ Фатима услышала довольный смех Газифа, услышала его голос:
— Ты всегда вовремя появляешься, Фатима. Провидение и Аллах соединяют наши судьбы. Ты пробудешь на судне со мной до утра, а потом мы на этой же яхте уедем с тобой, Фатима. Ты хорошо сделала, что приехала на яхте. Мы далеко уедем, Фатима. Ты даже и не представляешь, куда мы уедем…
Яхта приблизилась к сухогрузу. Сейчас, когда яхта находилась возле борта огромного сухогруза, она казалась совсем крохотной.
С сухогруза сбросили лестницу. По этой лестнице Фатима начала подниматься на борт, демонстрируя рулевому на яхте крепкие черные ноги, круглые ягодицы.
В одной руке Фатима держала, словно флаг победы, бутылку с шампанским. Газиф смотрел на Фатиму влюбленным взглядом. В руке он все так же, как и раньше, держал свой неразлучный автомат. Наведя дуло автомата на рулевого на яхте, он крикнул, стараясь перекричать шум усиливающегося ветра:
— Ты оставайся возле сухогруза. Ты нам понадобишься завтра. Нам еще далеко плыть надо.
Матрос согласно закивал головой.
Когда Фатима поднялась до борта, она протянула Газифу руку, и он, взяв ее протянутую ладошку, легко, словно перышко, поднял Фатиму и опустил ее на палубу качающегося сухогруза. Газиф нежно обнял Фатиму и, не мешкая ни секунды, увлек ее в каюту.
— Молодец, Фатима. Моя заботливая Фатима. Ты даже вино прихватила, — сказал Газиф, заглядывая в блестящие глаза Фатимы.
— Это шипучее вино. Это веселое вино, — сказала Фатима, обворожительно улыбаясь Газифу.
В капитанской каюте их уже ждала расстеленная постель.
Как говаривал некогда поэт:
Постель была расстелена,
И ты была растеряна.
И говорила шепотом:
«А что потом, а что потом…»
Но ничего этого не было: ни растерянности, ни шепота…
Умный сильный Газиф все делал быстро и решительно. Взяв из рук Фатимы бутылку с шампанским, он ловко сорвал фольгу с пробки и открутил проволоку. Пробка тут же хлопнула в потолок. Из горлышка бутылки полилась вспененная жидкость. Фатима радостно захлопала в ладони, не сводя восхищенного взгляда с сильного мужественного Газифа.
Ощущая на себе этот нежный взгляд, Газиф налил в кружки шампанское, затем поднял вверх свою кружку и торжественно произнес:
— За нашу с тобой удачу, Фатима. Скоро у нас начнется новая жизнь. За пиратов, за освободителей Африки от белокожих оккупантов. Мы, африканцы, прародители человечества. И мы должны господствовать в мире. Скоро, очень скоро белые будут служить нам, как когда-то мы служили им. Все им вернется с лихвой. За Африку, за свободную сильную Африку!..
Он залпом выпил вино и тут же без лишних разговоров потянулся к нежному гибкому телу Фатимы.
Лишь когда стемнело, Газиф, удовлетворив свои плотские желания, уснул. Фатима поднялась с кровати, натянула на себя легкое цветастое платьице и, выходя из каюты, на всякий случай оглянулась и посмотрела на храпящего Газифа.
Газиф спал, сраженный страстью и снотворным, подмешанным в шампанское.
Выйдя из каюты на палубу, Фатима направилась к борту сухогруза, достала из карманчика сарафана маленький фонарик на светодиодах и, направив его в сторону качающейся на волнах яхты, подала сигнал. Свет фонарика был несильным, но вполне достаточным, чтобы его заметили на борту яхты.
Не зажигая сигнальных огней, яхта стала тут же приближаться к сухогрузу — туда, где с борта свисала лестница, сброшенная раньше для Фатимы.
С яхты молча и быстро на борт сухогруза поднялись темнокожие люди во главе с Салехом.
С борта сухогруза Фатима наблюдала за тем, как они взбираются по лестнице.
Пока что план большого белого господина, проживающего в Могадишо, срабатывал четко и без каких-либо осложнений.
Но, когда команда Салеха уже почти вся перебралась на борт сухогруза, случилось непредвиденное. Пират, охранявший пленников, увидел Фатиму. Думая о приятной неожиданной возможности повеселиться с красавицей — а какой пират, изголодавшийся по женской ласке, от такой возможности отказался бы, — он подошел сзади к Фатиме и, не долго думая, обнял ее за нежную талию. В это время он обо всем забыл. Не только о пленниках, но даже и о грозном Газифе. Охранник посмотрел туда, куда всматривалась Фатима. Он уже собирался сказать Фатиме какие-то нежные слова, обычные слова, которые в подобных ситуациях говорят мужчины женщинам, но в этот момент он — о-о, ужас! — увидел вынырнувшего из темноты незнакомого ему мужчину. Только в последнее мгновение пират понял, что этот незнакомец собирается убить его. Но было поздно. Незнакомец схватил его за горло. Уже падая в воду, охранник успел выпустить в воздух автоматную очередь.
Но это была последняя в его жизни автоматная очередь…
Стемнело. Сидя на железном полу, запертые снаружи пленники ожидали своей участи. Но чувства обреченности у них не было. Наоборот, все старались не терять бодрости духа и поглядывали на вечно не унывающего Калмыкова. Пленники в очередной раз обсуждали неожиданное приключение, произошедшее с ними.
Неожиданно раздался какой-то шорох в вентиляционном коробе. Затем оттуда послышался скрежет когтей и уже всем знакомое:
— Козлы! Уроды!
Потом в вентиляционном коробе кто-то захлопал крыльями, и внезапно в отверстии вентиляционного короба показалась голова попугая. В клюве попугай держал запакованный в прозрачную пленку мини-диск…