Когда, пошатываясь, захлебываясь от простора, он добрел до крыльца, часы показывали половину шестого. День промчался, как пуля — не успели почесаться. Рядом с домом никого не было — за исключением Валюши. Сжав губы, девочка с сосредоточенным видом лупила по двери спущенным мячиком.
— Ты уже не спишь? — возмутился Вадим.
— С ума сойти, — прокомментировала Валюша его явление из кустов, — негатив пришел. Я так и думала, что увижу нечто подобное. Знаешь, дорогой, я уже три часа не сплю, а Германа все нет. И где же его носит?
— Ездил отдыхать, — буркнул Вадим, взбираясь на крыльцо. Отскочивший от двери мячик он пнул со всей злости — жалкий комочек запрыгал к гаражу.
Валюша надула губы.
— Не хами, Кольцов.
— Да ладно, — отмахнулся он, — имею право. Откуда мячик, подруга? Где все? Какие новости?
Валюша забавно сморщила носик, соображая, как ответить на вопросы.
— Мячик под крыльцом нашла. Там еще в запасе ржавый дырокол и голый пупсик без головы. Кольцов, вы что, здесь двадцать лет назад в куклы играли?
— Дальше, — пробормотал Вадим.
— Новостей никаких. Мостовой забинтован — представляешь, он на колючку, как на амбразуру, бросался. У Рухляды башню снесло. Брюнетка с каскадером трахались, как кролики, чуть дом не рухнул. Большая африканская страсть. А потом ты пропал. Народ волнуется, они думают, ты нашел лазейку и сбежал. Я пыталась им объяснить, что ты не такое ничтожество, но, боюсь, они мне не поверили. Я обиделась и ушла. Вот стою, мячик кидаю. А они сидят в столовой, лясы точат… Ты знаешь, Кольцов, что от тебя дерьмом несет за версту?
— Я обкакался, — заявил Вадим. — А ну-ка дай руку, пойдем послушаем, о чем они там сговорились…
Аудитория встретила новеньких гробовым молчанием. Особого сговора, похоже, не происходило. Народ просто сидел и наслаждался тишиной. «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», — читалось на физиономии каждого. Борька вылавливал вилкой грибы из банки, взор его был туманен и спокоен. Жанна курила, забросив ногу на ногу. Журбинцев барабанил пальцами по столу. Коля Сырко давил прыщи. Лариса неподвижно смотрела в окно и что-то беззвучно шептала. Судя по ритмичному подергиванию губ, она … пела. Гароцкий многозначительно хмурился — он давно собирался что-то сказать, но пока не осмелел. Катя куталась в курточку — смотрела на Вадима жалобно, с обидой и надеждой. Мостовой давно перегорел. Пережитое сбило с него спесь и хамство. Он сидел непривычно бледный, прятал руки под столом. Вадим заметил — руки у парня в перчатках и какие-то вздутые. У кого-то из «добрых самаритян» нашелся бинт, перевязали пострадавшего.
— Господи, — сказала, затушив сигарету об стол, Жанна, — да ты не иначе, Вадик, из задницы.
— Я свалился в бойлерную, — признался Вадим. — Применил экстренное торможение, но было поздно.
— А еще чем можешь порадовать? — поинтересовался Макс. — Мы, по правде сказать, тебя уже не ждали.
— Списали с довольствия, — прочавкал Борька.
— Ничем, — вздохнул Вадим, — полный аут. Свалился в бойлерную, а там одни баки с требухой… Свой решающий козырь он после колебаний оставил на потом — уж больно хмурыми и недружественными выглядели физиономии «собратьев» по несчастью. — А вы тут чем занимаетесь? Веселье, погляжу, так и пышет!
— Точно. Праздник русского баяна, — согласилась Жанна.
— Как можем. Присаживайся, — прочавкал Борька, ногой подвигая Вадиму стул, — и вы, мэм, куда-нибудь, — кивнул он Валюше, — давно с вами не виделись.
— А у тебя какие успехи? — Вадим присел.
— Финиш полный, — проворчал очкарик Коля. К чему относилось замечание — к неподдающемуся прыщу или успехам Бориса, — понять было невозможно.
— Вроде того, — кивнул Борька, — двери не поддаются. На волшебное слово не реагируют — заколдованы, а отмычку не сымитировать. Ворота открывались с пульта следящей системы — там все разорвано. Сами врата не отомкнуть, я пытался пролезть с автобуса; это в принципе возможно, но только из любопытства — механизм заклинило, отпирается взрывом.
— Через забор на крышу тянутся два провода, — осторожно заметил Вадим.
— Обнаружили, — кивнул Борька, — когда бродили. Вот только тебя нигде не видели.
— Я отсиживался в бойлерной. Перерезать их нельзя?
— С ума сойти, — хмыкнул Коля Сырко, — все такие электрики, просто страсть. Мы что, летающие ящеры?
— А мне и вовсе кажется, что на периметр отдельная запитка, — сказал Борька. — Хоть убей, не нашел концов. Дважды обогнул периметр — безрезультатно.
«Мог меня и не заметить, — подумал Вадим. — Наверняка не заметил. Хотя кто его знает».
— Ничего технически сложного в этом нет, — продолжал Борька. — Силовой кабель может находиться даже под землей. Пара разрядников — и замыкай его хоть на Славянку со всеми жителями.
— Меня это уже достало, — драматично закатывая глазки, простонала Жанна, — мы топчемся на месте и покорно ждем, пока нас всех успокоят… Мы ужинать сегодня будем? — Она уставилась на прикрытую газетой горку посреди стола, перевела взгляд на пустую банку перед Борькой.
— Определенно, милая, — Журбинцев любовно погладил Жанну по руке. — Порежьте чего-нибудь. Объявляется белый ужин. Дамы угощают кавалеров.
— Боюсь, там уже ничего не осталось, — осуждающе заметил Коля. — Слишком часто некоторые из нас в течение дня забегали в столовую.
— Не смотри на меня с укоризной, — запротестовал Борька, — я никогда не ем централизованно. Я всегда хватаю. Это натура такая. А на природе я вообще сам не свой.
— Послушайте, народ, — сказал Гароцкий, вытирая пот со лба, — мы тянем время, словно намеренно ждем, когда придут и оприходуют нас. Уверяю вас, ждать осталось недолго. Есть только один способ выпутаться. Но в этом должны участвовать все.
Наступила тишина. Было слышно, как ветер завывает в вентиляционной отдушине. Вадим робко кашлянул.
— А что мы должны сделать?
— Есть только один способ, — повторил Гароцкий. Нелегко же ему давалась эта речуга — пот стекал с бедолаги, как сель с горы. — Мы должны выяснить, кто из нас не тот, за кого себя выдает. Он знает, что происходит и как уйти.
Вадим улыбнулся.
— Всего-то навсего? А как нам это сделать? На совесть давить? Пригрозить? Мол, сознавайся, гад, а то хуже будет.
— Не смейся, — повысил голос Антон. — Если я правильно понимаю, этот человек не учился с нами в этом печальном заведении?.. Хотя о чем я говорю, — конечно, не учился.
— Конечно, — подтвердил Борька, — он присвоил себе имя того, кто учился. А сам обладатель имени спит где-нибудь под березками мертвым сном. Может, сам помер, может, помогли.
— А зачем он влез в чужую шкуру? — прошептала Катя.
— Ну, не от скуки душевной, понятно, — подал голос очкарик. — Я худо-бедно понимаю. От нас чего-то хотят, не зря везли в эту далекую сибирскую тайгу. Некто стремится понять нашу психологию и вообще, что мы собой представляем, в том числе, что мы помним и что собираемся делать. А заодно проследить, чтобы с пути не сбились. То есть не сбежали.