— Покладистая? — засомневалась Ма, но продолжать не стала.

Парикмахерша открыла коробку, в ней лежали острые длинные ножницы и еще какие-то блестящие предметы, совсем как в ветлечебнице. Я вмиг оказалась под столом и оскалила зубы.

Па устыдился: он рывком вытащил меня на середину комнаты, приказал «стоять», а сам стал придерживать меня за ошейник. Рыжуша начала со мной разговаривать, успокаивать, а Ма стала нарезать колбасу мелкими кусочками и приговаривать:

— Сейчас, Дитуша, сейчас!

На какое-то время я отвлеклась, и оказалось, что меня уже стригут. Я слизывала с мягкой Рыжушиной ладошки колбасу, но чутко прислушивалась к щелканью ножниц.

Все потихоньку расслабились, вокруг валялись клочья шерсти, один бок и полспины уже были какие-то голые — одна кожа, и вдруг… я почувствовала, что ножницы прихватили у меня кусочек кожи. Я резко дернулась, и… ножницы больно вонзились мне в шею. Все! С меня хватит!

Я вывернулась из рук Па, упала на спину и стала отбиваться всеми четырьмя лапами. Что потом было! Надевали намордник, держали всем скопом, привязывали к батарее… Все напрасно! Больше я этой живодерке не далась.

Она возмущалась:

— Первый случай в моей практике! — но Ма поскорей заплатила ей все деньги, и она ушла.

А я осталась: наполовину голая кожа, а наполовину шерсть толщиной в ладонь.

— Помесь медведя со змеей, — мрачно оглядел меня Па.

— Мам! Я что, в таком виде с ней гулять пойду? — жалобно спросила Рыжуша. — Меня же засмеют.

— Да уж! Не только люди, телеграфные столбы будут смеяться. Придется стричь самим, — заключил Па.

Но тут решительно вмешалась Ма: нужно, чтоб я сначала успокоилась. Она даст мне димедрол, и я буду в умиротворенном, сонном состоянии.

Ма привела все в порядок, чтобы ничто не напоминало о ненавистной парикмахерше, и начала кормить меня с рук кусочками колбасы. А сама все время что-то ласково щебечет, только что не поет. Но я следила за ней очень внимательно и увидела, как она запихнула в один кусочек какую-то белую таблетку.

Колбасу я съела, а таблетку выплюнула. Ма попробовала еще раз и еще. Этот эксперимент длился довольно долго, я успела съесть всю колбасу и научилась плеваться на далекие расстояния.

Наконец Ма решила, что цель достигнута и я проглотила эту злополучную таблетку (она только потом, когда подметала, нашла ее под столом), и ей даже показалось, что я уже немножко сонная. Не тут-то было!

Потом мы все устали, и я согласилась, чтобы Па меня попробовал стричь осторожненько-осторожненько, пока Ма будет непрерывно кормить меня сыром или печенкой. Дело пошло! И тут Па задел мне ножницами кончик уха — на нем, на ухе, видите ли, лишние волосы выросли. Но с меня было уже достаточно. Все! Не надо мне ни вашей печенки, ни вашего сыра, ни вашей красоты! Пойду на улицу какая есть. Я эрдельтерьер! Охотник на львов! А не какой-то пудель! Вы мне еще бант на хвост захотите прицепить?

И Па отступился.

Следующие несколько вечеров ушли на дострижку. На это же ушло еще полкило специально закупленной ливерной колбасы. Рыжуша подвела меня к зеркалу:

— Посмотри, Дитуша, какая ты красавица!

Что ж! Я не возражаю, она была права.

На улице тоже все охали и ахали. С тех пор меня стриг только Па, и это всегда был сложный период в наших отношениях.

Собачья выставка

И вот наконец все в порядке! Можно выставляться! И тут случилось непредвиденное — заболел Па. У него обострилась язва желудка и его положили в больницу. Дальше — больше: с высокой температурой слегла Рыжуша, и Ма сказала:

— Шут с ней, с выставкой! Мне не до этих глупостей!

В ответ на это Па пригрозил, что он удерет из больницы, и Тарь решил, что он сам, лично, отвезет нас на выставку.

Как самый главный специалист по собакам, Тарь объяснил, что даже лучше, если собаку выводит не хозяин, а кто-нибудь другой. Тогда собака будет немного возбуждена, напряжена и пойдет «играя», высоко подняв голову и насторожив уши — не будет тащиться, как «коза на веревке». Тарь даже научил Ма, чтоб она мне на глаза не попадалась, а пряталась за людьми или за деревьями и оттуда время от времени меня тихонько окликала. Тогда я буду искать Ма глазами и буду тянуть шею и «играть» еще лучше.

Ма засомневалась, что мне нужно добавлять возбужденности, мол, у меня и так ее достаточно, но с Тарем не поспоришь.

И мы поехали.

Выставка собак служебных пород происходила на стадионе. Служебных — это, как я понимаю, серьезных, а не всяких там пуделей и болонок. Эта мелкота считается декоративными, то есть используется для украшения, все равно как коврики и подушечки в комнате.

Когда мы вошли на стадион, то увидели множество овчарок, боксеров, колли, которые с большим подозрением смотрели друг на друга, некоторые даже угрожающе рычали, можно сказать, напрашивались на хорошую драку.

Был и «наш брат» — эрдельтерьер. Эти сразу выделялись — такие веселые, нарядные франты. Может быть, немножко «воображалы», но зато вполне миролюбивые. Их хозяева сразу нас окружили и, завистливо оглядывая меня, стали расспрашивать про мою родословную. Они все говорили, что я очень красивая, спрашивали, кто это так хорошо меня постриг, и озабоченно оборачивались на своих питомцев — сравнивали.

Тарь расцвел и даже несколько раз назвал меня ласково — Дитушей, но не удержался и съехал-таки в разговоре на свою любимую тему: стал утверждать, что нет породы лучше овчарок, а среди овчарок «всех времен и народов» не было лучше его Райда. Ну прямо «чемпион мира и окрестностей».

И так Тарь расхвастался, что не заметил, как владельцы эрделей с недоумением переглядываются: чего это он так овчарок нахваливает? И потихоньку отходят от него в сторону.

Наконец на выводку позвали нас, эрделей. Мы должны были ходить по кругу друг за другом, а судьи — выбирать собак с лучшим экстерьером и переставлять их в начало, чтоб мы в конце концов выстроились по порядку, начиная с лучших.

Ма куда-то скрылась, все встали со своими сопровождающими друг за другом, пока как попало. И хитрый бывалый Тарь скромно встал со мной в конец ряда, чтоб я выделялась своей красотой, чтоб сразу было видно, что мне там не место.

И точно. Мы еще и одного полного круга не сделали, как судьи нас остановили и переставили меня вперед — третьим номером. Мы опять двинулись. Еще круг, и я стала вторая. Потом мы ходили несколько кругов подряд, а судьи никак не могли решить, кто из нас первый, а кто второй.

Эрделька, которая шла передо мной, уже один раз выставлялась и получила тогда золотую медаль. Ее хозяин был известный человек в собачьем клубе, а я — никому не знакомая Золушка. Но все вокруг восторгались мной, я слышала со всех сторон: