Гевил открыл глаза и на месте трех деревень увидел маленький городок. На речной косе стоял мальчик с сачком и смотрел из-под руки, как сквозь воронку в небе на реку наползает облако. Ангел развернул сизые крылья и прыгнул вниз. Он летал над городом кругами, искал Еву, потому что любил ее, то есть хотел зачать с ней ребенка.
После ухода Адама и смерти матери Иаван, третий после Сифа, принял на себя заботы о живых и народившихся. Он не был ни умен – ни глуп, ни скуп – ни жаден, ни сух – ни гнил. При таких правителях никогда ничего не случается. Тем более что, каким бы ты ни был в допотопном мире, дорога тебе одна – Ад.
Ева стирала белье на мостках у отмели. Юбки ее были высоко закатаны, руки красны, изо всех сил стучала она вальком по серым рубахам, смывая с них пот и слезы сорока тысяч своих братьев. Рыжие волосы Евы то и дело выбивались из-под косынки, падали на лоб, груди под мокрым платьем бились, как рыбы в сети.
Гевил нашел ее такой на третий час полета. Он опустился на дно реки и смотрел из-под воды. Дневное и ночное – оба его сердца сладко рыдали, и сердечные слезы изменяли цвет и вкус крови, которая из белой и сладкой превращалась в соленую и красную. Сердца стучали в его груди, как в кузнице стучат старый искусный кузнец и молодой могучий молотобоец.
Тело Ангела била дрожь, от которой поверхность воды внезапно подернулась рябью, волна нахлынула на отмель и раскачала мосток под юной прачкой. Ева собрала тряпки и поспешила к берегу. Гевил окликнул ее, но слово его, переливаясь, растворилось в реке.
Девушке было шестнадцать лет. Ангел был старше её на полное тысячелетие.
Ева стояла на берегу, Ангел медленно шел к ней по воде, оба напряженно улыбались.
Наконец Гевил остановился. Он решил, что ближе подходить нельзя, потому что девушка испугается, но на самом деле боялся сам. Между ними искрился плес, где отражалось облако.
Адамова дочь бросила белье, забежала по пояс в воду, обняла Ангела за ноги, лицом уткнулась в его колени, заплакала, запричитала:
Боже, как я люблю тебя, почему ты оставил меня в моих снах?
Ночью, что вскоре сменила день, Ева домой не вернулась. Ее жених, пятидесятилетний Доданим, сын Елиса, искал ее утром, но нашел только чистые рубашки. Доданим был Еве племянником, он вернулся в город и сказал братьям, что сестру их прибрал Господь, утащил речной сом, увез шумерский патруль и теперь между ними нет обручальной клятвы.
Гевил и Ева ушли в Соленые Земли. Волк по имени Рем служил им, и тополь был укрытием.
За одну ночь Гевил выкопал колодец такой глубины, что темной своей стороной он касался раскаленной плиты, под которой до Судного дня заперт подземный огонь. Ангел поймал оторвавшуюся от небесной тверди комету, расколол её и сложил в скважину. Ледяное ядро растаяло, а хвост осыпался в горах алмазными россыпями. Колодец этот цел до сих пор.
Ангел и его жена утоляли жажду водой, что предназначалась для Потопа.
Однажды утром Гевил обнаружил, что Ева прекрасно поет, и удивился тому. Она пела не хуже Ангела, но Ангел в пении сердечно воспроизводит ту музыкальную фразу, которой сам в Музыке Сфер и является. Ева всего лишь заставляла вибрировать голосовые связки. Гевил нежно ощупал жене горло, даже заглянул в рот. Он недоумевал.
Ева смеялась, щурилась от счастья и отказывалась повторить холостяцкую песенку, что мурлыкала, купаясь в реке.
Ангел трижды обнял ее руками, крыльями и ногами. Ева ощущала себя рекой, в тесных берегах которой текут друг другу навстречу вино, кисель и электрический ток.
Тело ее было как бы из одних бутонов, что распускались волнующими цветами, едва возлюбленный прикасался к ним. Ева закрыла глаза, и Ангел пил нектар с ее ресниц. Пальцы её – нежные лепестки лотоса, губы – лилия долин.
Ева вздрогнула, потом запела чисто и пронзительно, и в этот момент Ангел, превратившись в прозрачный камень, упал в ее лоно, как в воду, чтобы переустроить его для своего ребёнка.
Волны реки Гихон рисовали соленым песком свое плоское изображение на отмелях – холмы и долгие борозды в долинах на пашне.
Подкрепи меня яблоком – шептала Ева – любимый, освежи вином, ибо я изнемогла.
В этот день впервые после Сотворения на землю Куш выпал дождь. Белые пряди струй переплетались в тугие косицы, пробивали в земле отверстия в сажень глубиной, раскалывали камни, текли по поверхности похожими на змей ручьями и по дороге жадно глотали соль.
Заходящее солнце светило сквозь дождь, но радуга не взошла.
Зато ночью явился тяжело нагруженный семенами трав и деревьев ветер и высадил для влюбленных сад вдоль реки.
Ева спала, укрывшись крылом мужа. Изнутри крыло было пуховым, а снаружи металлическим. И дождь, что барабанил о серебро, лишь усиливал ощущение счастья. Одной рукой Ева прикрывала живот, другой обнимала Ангела. Гевил гладил ее пальцы так, словно надевал на каждый кольцо, потом менял кольца местами, снимал, превращал их в перстни. Вместо камня он вставлял в оправу прохладного прикосновения багряный поцелуй.
Ева открыла глаза и сказала:
Мне привиделось, что я надела во сне чужое платье и стала другим человеком, своей матерью, мой первенец принес на руках мертвое тело младшего брата, всю ночь я плакала над ними, не знала, что делать, не умела ни наказать, ни похоронить.
Ангел успокоил ее единственным нежным жестом. Он не придавал значения ее словам, мало ли что приснится беременной? Утром, выдалбливая люльку в форме ковчега из дерева гофер, он думал, что в связи с ним для Евы меньше греха, чем в браке с племянником. Но если девушкам можно выходить за того, кто позовет, то Ангелам вообще нельзя жениться, чтобы никто не сказал:
Имею против тебя то, что оставил ты первую любовь свою.
В своей любви к Адамовой дочери Ангел был подобен ветру, он обволакивал ее с головы до ног, и не она носила его ребенка, но он носил их обоих – дитя и мать.
Ева же была подобна плодовому дереву, она тихонько шелестела в ответ на его ласки, но слышала только свой плод, чувствовала, как он медленно зреет, и никак не могла понять, откуда возьмутся кости в ее чреве.
Она ходила на реку смотреть, как на зеленых полях планктона пасутся стада печальных карпов, мелькают среди камней тени змееголовых угрей и мохнатых рыб-медведиц. Ева воображала, что и в её водах плещется рыбка, она ловила ртом солнечные лучи, чтобы во чреве, как в реке, рябили блики.
Сидя верхом на потолочной балке, Гевил улыбался, глядя, как Ева заплетает маленькие рыжие косички и уши ее трогательно торчат, розовые, совсем не загорелые, в отличие от лица. Теперь у Ангела было много работы, он знал, что скоро ветер переменится, и спешно строил дом с башней из соляных блоков и глыб, чтобы Еве не пришлось рожать под кустом. Он работал один, волк только зализывал швы между блоками, превращая их в монолит.
Вечерами, утомленный человеческим трудом, Ангел лежал рядом с женщиной и гладил ее живот. Он прислушивался к сердцу эмбриона и по тому, как трепетно оно билось, заключил, что Ева принесет дочь.