Тем временем, убедившись в успешности прорыва авангарда, Апраксин сразу же отдал приказ о выходе следующего отряда 15 галер пошли тем же курсом, что и отряд Змаевича Однако к этому времени шведским кораблям буксировкой удалось отойти от берега и занять более выгодную позицию.
В ответ наши галеры взяли курс еще дальше в море и с успехом вновь миновали шведскую эскадру. «Хотя неприятель, — отмечал Апраксин, — корабли свои буксировал, к тому же начался быть малый ветер и шли к нашим скампавеям лавирами и из пушек довольно стреляли, однако же наши, несмотря на то, шли в гребле зело порядочно и в шхеры вошли».
Успех отряда Змаевича позволил Петру, не откладывая в долгий ящик, послать вслед за ним на прорыв сторожевой отряд Петра Лефорта (15 скампавей).
Петр Лефорт был племянником покойного учителя Петра Франца Лефорта, которого последний вызвал в свое время из Женевы. Отсвет привязанности царя к дяде падал и на его племянника. По этой причине Петр Лефорт сделал к 1714 году неплохую карьеру. Что касается личных качеств Петра Лефорта, то он был человеком, лишенным инициативы, нерешительным, самолюбивым, лицемерным, мстительным, к тому же постоянно стремившимся к наживе. Но и коммерческими делами он не желал заняться серьезно; долгое время имел намерение поехать в Китай, где думал разбогатеть, однако мысль о поездке, которая должна была длиться три года, пугала его. В России же тоже боялся обосноваться, мечтая заработать и вернуться в Европу. Смелостью он также отнюдь не обладал. Сохранилось одно из его писем: «Сегодня я отправляюсь сражаться с татарами, которых, я надеюсь, мы никогда не увидим». Впрочем, будем честны — при Гангуте Лефорт-младший показал себя если не блестяще, то вполне достойно.
…И снова удача! Лефорт также прорвался, держась мористее шведского флота Прорыв всех 35 галер был завершен как раз к полудню, когда должен был появиться ветер, и занял всего около трех часов.
К 11 часам утра оба наших галерных отряда, соединившись, направились в глубь Абоских шхер.
Между тем как раз во время прорыва сторожевого отряда Петр получил донесение о появлении у строящейся переволоки отряда Эреншельда. Задача была выполнена — шведы клюнули и выслали часть флота для блокирования переволоки. Надобность в перетаскивании судов по сухопутью в связи с прорывом судов и с появлением шведского отряда у переволоки сразу отпала Петр приказал прекратить сооружение деревянного настила, а солдат немедленно вернуть на галеры.
Одновременно он велел передать Змаевичу приказ заблокировать и атаковать отряд Эреншельда. Но с ходу атаковать шведский отряд русские галеры не могли, поскольку солдаты были до крайности вымотаны долгим ускоренным прорывом. К тому же Эреншельд, увидев превосходящие силы русских в устье шхер, немедленно отошел на северо-запад в Рилакс-фьорд, где он был заблокирован Змаевичем.
* * *
В полдень 26 июля погода быстро стала меняться. Наконец-то подул столь ожидаемый шведами слабый зюйд-ост, и адмирал Ватранг немедленно принял меры, чтобы объединить свою эскадру. С «Бремена» ударила сдвоенная пушка — сигнал кораблям Лилье ускорить возвращение к Гангуту.
Вскоре эскадра была вновь собрана в кулак и заняла позицию, которая исключала возможность прорыва оставшихся в Тверминне галер так, как это было сделано двумя первыми отрядами. Положение нашего гребного флота сразу осложнилось. Теперь уж не шведы, а мы оказались разделенными на две части. 35 галер находились теперь к западу от Гангутского полуострова, а остальные 64 все еще остались у его восточного берега.
Впрочем, у шведов еще оставалось одно слабое место. Дело в том, что когда Лилье повернул к Гангуту, адмирал Ватранг сам двинулся ему навстречу, чтобы ускорить объединение. Его корабли отошли от полуострова и переместились мористее.
Большинство историков считает, что Ватранг решил отбуксировать свои корабли мористее для того, чтобы русские уже не смогли повторить свой маневр с обходом шведского лота со стороны моря. О том, что они могут рискнуть и поступить совсем по-другому, шведский командующий почему-то не подумал. В конечном итоге шведский флот построился в две линии мористее, на месте прорыва русских гребных судов. Проход же под берегом остался совершенно неприкрытым. Это была серьезная ошибка, ведь теперь неприкрытым оказывался уже прибрежный фарватер. Позиционная борьба все больше напоминала многоходовую шахматную партию. Шведы сделали очередной ход, и теперь ответ был за нами. И он не заставил себя долго ждать.
К вечеру 26 июля слабый юго-восточный ветер снова, как и сутки назад, перешел в штиль. Это позволило русскому командованию вывести главные силы гребного флота из бухты Тверминне и укрыться за островами, где накануне стоял сторожевой отряд, готовясь к новому прорыву. Ночью район шхерный затянуло туманной дымкой, что еще более благоприятствовало прорыву нашего флота. Военный совет, созванный около 3 часов ночи, принял решение о прорыве. На этот раз решено было обойти вражеский флот уже не со стороны моря, а фарватером между шведским флотом и берегом Вначале, для скрытности, решено было прорываться ночью. Однако из-за множества подводных камней этот план пришлось изменить, ибо в противном случае вряд ли удалось бы избежать посадки галер на рифы. Поэтому прорыв был назначен на утро следующего дня.
Гребные суда должны были в строю кильватера идти как можно ближе к берегу. Из-за предутреннего тумана шведы не видели подготовки и самого момента начала прорыва.
* * *
Еще только прибыв с флотом к Гангуту, Ватранг собрал капитанский консилиум. На нем адмирал взвесил все «за и «против» выгодности позиции на прибрежном фарватере, вспомнил о возможности перетаскивания легких судов через Гангутский перешеек. Для того чтобы лишить русских этой возможности, первоначально было даже решено назначить позицию несколько восточнее, у деревни Тверминне, чтобы лишить противника возможности воспользоваться переволокой. При этом Ватранг лично несколько раз плавал на шлюпке, для осмотра позиции у Тверминне. Однако в конце концов она была признана весьма тесной и неудобной для корабельного флота. Особенно неудобен и слишком узок был вход на местный рейд, который изобиловал подводными камнями и скалами, грозя большими неприятностями для больших и плохо управляемых в узкостях линейных кораблей. К тому же стоянка у Тверминне могла вообще превратиться для шведов в западню, если бы русский галерный флот внезапно появился. Быстро выйти с закрытого рейда на его перехват через узкий проход было бы просто нереально. А потому от стоянки у Тверминне отказались. Своих капитанов Ватранг успокоил словами:
— Гангутский драгет не кажется мне слишком опасным для нынешней кампании. Пусть русские даже его соорудят, что это им даст? При нашей позиции, перетащенные царем суда все равно окажутся отрезанными от остального флота и легко будут нами уничтожены.
Со здравой мыслью главнокомандующего согласились все.
Однако на самом деле мысль о гангутской переволоке Ватранга все же тревожила. Чтобы подстраховаться на всякий случай, он даже упомянул ее в письме Карлу XII, оговаривая, что в случае если русские попробуют перетаскивать свои суда через полуостров, он не в силах будет этому помешать. Однако мимо Гангута он русских никогда не пропустит. В ответ король промолчал.